Понять. Поверить. Простить
Шрифт:
А на следующую ночь весь двор был освещен пламенем моей горящей машины.
Отец узнал о том, что мою машину подожгли, и пришел ко мне поговорить. Оказывается, что Колчин приходил к нему и требовал, чтобы я оставил его дочь в покое. Иначе он грозился действовать иными методами.
А я все равно не хотел отступать. Я боролся за Элю, не хотел ее отпускать ради прихоти ее отца.
Но новым ударом, еще более сильным, оказалось заявление об изнасиловании. И оно было написано от имени Эли. Меня вызвали в прокуратуру и предъявили обвинение.
Я не
Дома отец рассказал, что в этот же день к нему приходил Колчин и заявил, что они заберут заявление из прокуратуры в обмен на какие-то уступки в делах. Но с еще одним условием, чтобы я забыл об Эле. Отец был вынужден согласиться на такие условия. Вот только я так легко не собирался сдаваться — я должен был найти Элю и поговорить с ней, узнать, почему она так поступила.
Но люди Колчина (а я уверен был, что это были они) теперь действовали жестче — на меня напали возле моего дома. В тот раз пришлось обращаться в больницу. Сразу после этого неизвестные несколько раз выстрелили из травматического оружия в машину моего отца, когда он там находился. Было еще пару покушений. Но последнее покушение заставило отца принять волевое решение отправить меня обратно в Германию.
В тот вечер я возвращался с работы поздно. Совершенно уставший, измученный собственными мыслями об Эле, я потерял бдительность и поплатился за это. Из глубины подъезда на меня напали все те же трое незнакомцев.
— Тебя предупреждали, парень, — сказал один из них. — Надо было слушать, а не своевольничать.
За этим последовал удар в лицо, затем удар в бок, в живот. Эти трое наносили удар за ударом. Я попытался отбиваться, но против троих у меня совершенно не было шансов. И вдруг в руках одного из них я заметил блеснувшее лезвие, а затем почувствовал, как оно вонзилось мне в бок один раз, другой… Всего было пять ударов. Нападавшие продолжили бы и дальше, если бы в это время из лифта не вышел мужчина с огромной собакой. Неизвестные быстро убежали из подъезда. А я был доставлен в больницу.
После нападения отец в срочном порядке организовал мой переезд в Германию. Впоследствии я узнал, что он разыскивал тех троих нападавших, чтобы привлечь их к ответственности и узнать имя заказчика, хотя и сам прекрасно знал, кто это. Да вот только этих троих вскоре нашли убитыми на заброшенной даче. Ниточка связи разорвалась и имя заказчика осталось для следствия неизвестным.
Я долго приходил в себя — мне понадобилось почти два месяца, один из которых я провел в клинике под наблюдением медперсонала.
Но едва мне стало легче, я снова, вопреки запретам отца, отправился в Москву на поиски Эли. Но ее я так и не нашел. От Максима я узнал лишь то, что Эля ушла от родителей и теперь ни он сам, ни Света не знают, как с ней связаться.
Я снова искал, искал, искал… Но вновь получил
И как ни печально это было думать, но видимо отец оказался прав — Эля стала очень хорошим козырным тузом в руках своего отца. Она выбрала не меня, а благо своих родителей, не побоясь оклеветать меня. И я все чаще стал задумываться, а так уж ли она меня любила.
Я снова уехал в Германию. На этот раз я покидал Москву навсегда. И какой бы очевидной не казалась мне правда о поступке Эли, я все равно не мог ее разлюбить и забыть. А ее фото, одно-единственное, которые случайным образом уцелело после моего карательного сожжения всех остальных его собратьев, и то лишь потому, что лежало забытым в чемодане во внутреннем кармане, каждый день напоминало с прикроватной тумбы, как жестока порой бывает жизнь. Я отказывался верить в предательство той, которую безумно любил, но факты — вещь упрямая.
Снова благодаря протекции дяди, я смог устроиться в немецкую крупную компанию. И стал постепенно налаживать свою жизнь. Я брался за любую работу, загружал себя сверх меры и буквально приползал домой, совершенно изможденный, с единственным желанием: поскорее добраться до кровати и заснуть. Работа — сон, работа — сон, работа — сон… И так до бесконечности.
Поиски Эли так и не дали никаких результатов — она словно растворилась. Единственное, что мне удалось узнать, это то, что она покинула свою семью и больше не поддерживает с ними никаких отношений, ушла с института и даже забросила танцы. А Эвелина Викторовна Колчина словно в воду канула. И вскоре мне пришлось прекратить свои поиски, как бы не прискорбно это было.
Очень редко я пытался переключить себя на что-нибудь другое: несколько раз посещал клубы, чтобы попробовать там познакомиться с какой-нибудь девушкой, но не мог себя пересилить — все время сравнивал их с Элей, и сравнение было не в их пользу.
Пока однажды не встретил Карлу. Она пришла работать в нашу компанию. Мы познакомились, стали общаться. К этому времени прошло уже почти четыре года с того момента, как я уехал из России. Мои родители стали все явнее намекать, что мне пора было бы уже обзаводиться семьей. А я совершенно не горел таким желанием — все мои мечты о семье остались навечно там в Москве с Элей.
Но ровные отношения с Карлой вскоре навели меня на мысль, что если уж родители так хотят, чтобы я женился, то почему бы, в конце-концов, не сделать это? И Карла стала бы неплохим выбором на роль жены.
Я уже даже собирался сделать ей предложение. Но все оттягивал этот момент. Даже кольцо не спешил покупать. Я словно чего-то ждал. И не переставал в душе сравнение Карлы с Элей.
Осенью прошлого года мне предстояла поездка в Москву: были дела по работе, а заодно я решил и родных проведать. Я встретил одного своего знакомого, с которым раньше мы играли в одной команде в любительский хоккей, и он предложил мне прийти на игру, как говорится, вспомнить прошлое. И я, не раздумывая, согласился. Боже, я ведь даже и не представлял, что меня там ждет.