Попались и Пропали

Сергеева Александра Александровна

— Неплохо, — одобрил Викрат, судя по голосу, ничуть не смутившись. — Во всяком случае, за одно я спокоен: ты не дашь себя в обиду при дворе. Не придётся тебя вечно защищать от наших дам.

— А ваших тамошних дам есть, кому защитить? — пренебрежительно проворчала старуха, связываться с корой боялся даже грозный командир крепостной стражи.

— От твоей воспитанницы? — хмыкнув, уточнил Викрат.

Руана не могла понять: ему просто нравится с ними пикироваться, или он её и вправду проверяет на стервозность? Если последнее,

то обидно: она сроду не была стервой. И никогда никого не обижала первой.

А защищаться от нападок велел сам Всемогущий Создатель. В книге божьих поучений и наставлений, которую она одолела лишь до половины. Да и то лишь потому, что читать было нечего, когда её заперли в наказание на целых пять дней.

— Да, куда ты руку пихаешь, бестолочь? — воркотала Урпаха, натягивая на деревенскую простушку придворное платье. — Ниже бери.

— Это же рукав, — пропыхтела Руана, застряв в каком-то отверстии на лифе.

— Это ложный рукав. А тот, что рукав, ниже. Да, ты пройму-то не плющ, не плющ. Я ж тебе её нарочно оттягаваю. Скоро рукав начисто оторву.

Стоило ожидать очередной порции насмешек, однако Викрат молчал. А когда платье всё-таки оказалось на своей хозяйке, деловито уточнил:

— Досточтимая Урпаха отправится с тобой?

Хороший вопрос — раздосадованно признала Руана, что об этом-то и не подумала. Высокородная таария не может явиться ко двору в одиночку — как будто притащилась наниматься кухаркой. Ей нужны служанки. Понятно, что мамушка никакая не служанка — грех такое и думать! Она родней родного — чем Руана дорожила от всей глубины души.

Но приходилось признать и другое: во всей крепости у неё так и не нашлось служанки, завоевавшей доверие. Дуры и пустомели — зло поджала она губы, признав поражение в таком важном вопросе.

— Понятно, — невозмутимо констатировал Викрат. — Ты права: если слугам не доверяешь, тащить их в крепость императора нельзя. Там их купят с потрохами при первой же надобности. И они тебя с лёгкостью продадут. Что самое смешное: за сущие гроши.

— Совершенно не смешно, — поддёргивая слишком низкую пройму рукава, выползла из-за перегородки великая спасительница чести рода с дыркой в башке.

В которую безвозвратно утекла память многих лет жизни. Что мучило Руану все эти шесть лет. Потому что её не оставляло чувство: там, за непроглядной теменью беспамятства осталось нечто крайне важное.

— Оставь рукав в покое, — велел знаток придворных вкусов, придирчиво разглядывая результат.

— Я же почти голая! — возмутилась она, и не думая бросить борьбу за крохи скромности, что отпустила ей природа. — Чуть шевельнусь, и оно с меня свалится. Вся грудь наружу.

— Не свалится, — отмахнулся он и склонил голову: — Урпаха, моё уважение. Так быстро на моих глазах ещё ни разу не одевали ни одну придворную щеголиху.

— Ничего, — бесстрастно возразила лишь каплю польщённая комплиментом старуха, что-то поправляя на спине

воспитанницы. — Приноровится, так ещё быстрей станет одеваться. Моя девочка не какая-то ваша придворная кривляка. Она у меня вовсе не балованная. И правильно воспитанная, — ткнула пальцем в голое плечо строгая надзирательница за девичьей нравственностью. — Это ж и вправду безобразие. В это ваше декольте руку сунуть можно. И легко достать до пупка.

Викрат Таа-Дайбер загоготал, как ненормальный. Даже слёзы выступили. Женщины переглянулись и решили подождать, пока этого весельчака не попустит. Тот, впрочем, недолго испытывал терпение. Угомонившись и промокнув глаза белоснежной манжетой рубахи, он кивнул на сундук:

— Там есть и поскромней. А есть вообще привычная вам дерюга под горло.

— Дерюга? — вздёрнула брови Урпаха.

— Бархат, дорогуша. Самый дорогой. Не то, что эта вшивая парча.

Руана склонила голову, впервые осознав, что на ней и вправду дорогущая золотая парча. Тяжёлая и скверно гнущаяся. Она покосилась на кормилицу ироничным взглядом противника всяческих ограничений для тела.

— Срамотища, — поддакнула та.

— Оно же для бала, — с невыносимой скукой в голосе простонал Викрат и вскочил на ноги: — Всё, больше не могу. Это невыносимо. Вы тут сами разбирайтесь, а я пошёл.

— Прошлой зимой Кролю-давалку лечили от дурной болезни распутниц! — ударила его в спину Руана отменной издёвкой.

Гордец не оценил, отмахнувшись от ябеды, как от вонючей мухи. Даже дверью хлопать не стал: видите ли, пренебрегает сельскими дурочками. Ну-ну. Он ещё попомнит. Впрочем, сейчас не до мелочных мстительных фантазий.

Она отошла подальше от стола: попыталась попасть в зеркало хотя бы по пояс. Попала, а толку? Отражение получилось: оторви и выбрось. Руана беспомощно развернулась лицом к кормилице и пожаловалась:

— Что же делать? Оно деревянное, а и без того танцую, как колченогая курица. Какая выгода позориться? А если я захочу кого-нибудь охмурить?

— Тебе и без танцев там никого не охмурить, — с преисполненным безнадёги вздохом посетовала Урпаха. — У них при дворе такие павы прохаживаются, что здесь у нас таких и не видывали. Разве твоя мачеха им под стать. Да и то сомневаюсь. Она женщина серьёзная, хозяйственная. Ей глупостями баловаться некогда. А ты не дело задумала, — ворчливо осудила кормилица беспутство воспитанницы.

— Мамушка, я пошутила, — отмахнулась Руана, осторожно усевшись на стул.

Отчего шитая золотом юбка встала на дыбы.

— Точно пошутила? — придирчиво осведомилась Урпаха, взявшись расшнуровывать лиф.

— Ой! Ну, какая из меня соблазнительница?! — встопорщилась юная дева, знавшая о придворном этикете лишь понаслышке.

— Никакая! — обрадовалась её признанию кормилица.

— Вот спасибо, — хмыкнула Руана. — Даже ты меня ещё так никогда не хвалила. Я у тебя что, совсем пропащая?