Попались и Пропали
Шрифт:
— Ты меня не прогонишь? — с такой надеждой в голосе взмолилась Ати, что тело само спрыгнуло с кровати.
— Зачем тебя прогонять? — мягко поинтересовалась Руана, поманив девчушку к столику, на котором служанки оставили молоко и сладкие плюшки. — Ты голодна?
— Чуть-чуточку, — застеснялась Ати, косясь на пышные сдобы, посыпанные сахаром, маком и карамелью.
— Садись, — отодвинула стул Руана, уже ощущая себя подлинной старшей сестрой.
Будто так оно всю жизнь и было. И всю жизнь ей нравилось.
Глава 1
Бесстыдница
— Ох,
Схватила скомканную на кресле ночную рубаху. Ловко скрутила её в тугой жгут и направилась к воспитаннице.
— Бесстыдница! — объяснила зловредная старуха причину своего неудовольствия.
И вытянула Руану вдоль спины.
— Ай! — добросовестно вскрикнула та, нарочно опоздав увернуться.
Кормилица имела право получить удовлетворение: выкормила, вырастила, взлелеяла, а эта поганка чего удумала?!
Собственно, нечего такого уж крамольного Руана не удумала. Просто взяла и обрезала панталоны. Много лет в душе подспудно зрело ощущение досадного неудобства: панталоны ниже колен страшно удручали. Мешали, в конце концов. И кто вообще сказал, будто они должны быть такими ужасными?
А вот обрезанные почти под самые ягодицы они просто замечательно сидели на бёдрах. И ногам стало свободней, и… вообще.
Прошло шесть лет с того дня, когда она — по заверениям всех вокруг — свалилась с несущегося вскачь быка. Эти ездовые бестии здоровых мужиков сбрасывают, а тут какая-то тощая соплюшка. Словом, вылетев из седла на полном скаку, Руана разбила голову и потеряла память — дело не такое уж невиданное.
Но — как вечно ворчала кормилица — и память к ней не вернулась, и башка осталась пустой. Как вытекли мозги в дырку на темечке, так домой и не вернулись. Таария и прежде чудила — не успевали её ругать. А после падения да долгой болезни вовсе умишком повредилась.
Что ни день — новая затея. Что ни затея — сплошное вольнодумство. А то и бесстыдство. Как нынче — насупившись, старательно отходила кормилица тряпкой своё детище.
Больно не было: старая склочница Урпаха любила свою девочку до умопомрачения. Но считала своим долгом продолжать направлять её неокрепшую в добродетели натуру вызревшей стервы. В принципе, глядя на них, любой скажет: яблоко от яблони. Ну, да на это у каждого свой взгляд.
Потирая задницу, Руана доковыляла до кровати, где лежало платье, которое она так и не успела натянуть до прихода кормилицы. Выставила напоказ свой так называемый позор, за что и схлопотала. Нырнув в нижнюю шёлковую рубаху, она, как ни в чём не бывало, осведомилась:
— Мамушка, ты не видела Ати?
— Как же не видела? — разворчалась та, аккуратно сворачивая послужившую орудием наказания ночнуху. — Что ж, у меня, глаз нет? Чтобы не видеть, кто тут у нас по дому с утра носится.
— Носится? — рассеянно переспросила Руана, застёгивая ворот. — Ати? Её кто-то
— Зачем укусил? — не поняла кормилица, вытаращившись на неё с предивным изумлением.
— Ати, — извиняющимся тоном пояснила Руана, — никогда не носится. Она ходит чинно, как учили. Как подобает приличной невесте на выданье.
— Так, вот оно и есть, — отмахнувшись, пробухтела Урпаха, согнувшись и складывая ночнуху в плательный сундук.
— Что оно? — на этот раз не поняла Руана, примеряясь для нырка в верхнее платье.
— То, что на выданье, — пояснила старуха, опуская крышку.
Замки петель на крышке звякнули. Кормилица, разгибаясь, крякнула. Руана, покосившись на неё, заметила:
— Она уж год, как на выданье. Ати ещё лет пять выдавать будут. Если мачеха так и продолжит всем отказывать. Моя сестра, конечно, чистое золото. Как ты там говоришь? С лица краса писанная, характер медовый?
— Ну, ты мне тут не очень, — хмыкнула Урпаха, погрозив языкатой баловнице пальцем. — У неё-то истинно медовый. Подарок божий, а не девка. А ты злыдня и бесстыдница. Панталоны так и не сменила? Зубы заговариваешь, а сама блудодействуешь?
— Мамушка! — деланно опешила Руана, обидчиво вытаращив глаза. — Побойся бога! Какое блудодейство, если я ещё невинна?
— Ты?! — восхитившись, всплеснула та руками и уселась на сундук. — Невинна?!
И захохотала — словно ворона закаркала. Отсеялась, глаза утёрла и строго вопросила:
— Панталоны сменишь? Или мне тебя запереть?
Она тяжело поднялась и направилась одевать любимицу.
— Не сменю, — ласково возразила Руана, нырнула в платье, вынырнула в широком вороте и добавила: — Взаперти тоже сидеть не буду. За что? Я свои панталоны никому показывать не собираюсь.
Шнуровавшая платье кормилица дала охальнице затрещину и продолжила её снаряжать. Кстати, куда — наконец-то сообразила Руана, что платье не будничное, а нарядное. Ещё и слова эти туманные про Ати.
— Мамушка, у нас гости?
— А то. они самые. Не крутись ты! Стой, как поставили.
— Ати сватать?
— Ну, не тебя же занозу.
Руану и вправду ни разу ещё не сватали. А ей уже двадцать. И вовсе не потому, что уродина или какая-то кривобокая. Конечно, до Ати ей дальше далёкого: сестра выросла дивной красавицей. Другой такой, как говорится, в целом свете не сыскать. И характер умудрилась сохранить по-детски лёгкий, светлый — добрая девочка, тихая.
Однако Руану сваты обходили не потому, что рядом с сестрой она выглядела бледновато. Даже не из-за её прославленного скверного характера. Просто она была таарией. С полным правом унаследовать землю мужа после его смерти. А кому из его родичей по мужской линии такое понравится?
— Кто на этот раз, — похихикав над подначкой Урпахи, осведомилась Руана.
— Не поверишь, — важно молвила та, затолкав баловницу в кресло и взявшись за её растрёпанную косу. — Сам Таа-Дайбер нас удостоил.