Попробуй меня разлюбить
Шрифт:
— Если бы ты был хорошим сыном, мы бы сейчас не разговаривали о ментовской дочке.
— Хороший сын — мертвый сын. Верно? — мои губы опять трогает улыбка. — Это я понял лет в тринадцать.
Не могу сдержать глухой смешок, снова подлавливая отцовский взгляд. Глаза в глаза, его вот-вот нальются кровью. От табака или же просто раздражения, уже непонятно. Я подозревал, что у него не все гуд со здоровьем, но так открыто свою слабость он еще не демонстрировал. Кажется, мой сегодняшний визит
— У нас был уговор. Дочь Махдаева — моя жена. А Катю почему-то похитили, — комично развожу руками, присев в кресло.
— Я к этом не имею никакого отношения. Токман тут и без меня постарался.
— Каким образом? Шмелев плел что-то про убийство. Токман убил его родственника? Такое вообще возможно?
— Сына. Внебрачного. Сначала посадил, а уже в камере парня довели до суицида.
Чем дальше, тем веселее.
— Шмелев много лет сотрудничает с одним шейхом из Эмиратов напрямую. Поставляет девочек. Твоя Катя — просто разменная монета и всегда ею была. Эта тупая девка — рычаг давления на своего отца, и на тебя, идиота, тоже.
Год назад мне в руки попала информация о торговле людьми. Естественно, я копался в этой теме не просто так. Отец увяз в этом дерьме, как уже несколько десятилетий назад. То, что произошло в нашем доме в ночь, когда убили маму, скорее всего, результат его попытки выйти из так называемого дела…
Значит, его дружок Шмелев тоже был в теме. А Токман? Он знает о происходящем?
— На Катю был заказ? — спрашиваю после затянувшейся паузы.
— Думаю, Шмелев лично ее шейху подсунул. Очень хотел отомстить за сына.
— Отомстить и навариться. Правильно понимаю? Как благородно…
Отец кивает и снова отводит взгляд. За последние полгода он сильно одряхлел. Потерял в весе, из дома почти не выходит, заткнул здесь охраной каждый угол. Даже вон не угрожает мне больше…
Похоже, моя игра выходит на новый уровень и где-то в тени прячется новый враг. Потому что папенька больше на устрашающее зло не тянет.
— Эта девчонка — твоя смерть, — бросает мне напоследок.
Замираю у двери, хотя на ручку пальцами уже давлю.
— Я уже давно умер, папа.
Выхожу в просторный холл второго этаже и, пока спускаюсь вниз, считаю охранников. На моем пути их встречается восемь.
По дороге домой звоню Токману с левого телефона и договариваюсь о встрече. Имен и адресов мы не называем. Обещаю лишь, что дам знак на днях, и сразу после разговора заряжаю своего человека передать Токману послание с местом и временем для встречи. Шпионские игры мне никогда не были по душе. Да и с Катиным отцом я всегда вел себя предельно сдержанно, но сейчас игра потеряла всякие правила. Поэтому приходится подстраиваться.
Отпускаю
Дверь отпираю своим ключом. Как только оказываюсь в прихожей, ловлю глазами Лию. Она стоит, прижавшись спиной к стене, приобняв свои плечи ладонями. Лицо бледное. Судя по всему, плакала.
На ней домашние шорты и рубашка. Черные.
Скольжу взглядом по стройным ногам. Правая чуть согнута в колене и выставлена вперед. Лия босая. Никогда не ходит по дому в тапках и носках. Только босиком.
— Ты сделала педикюр? — снимаю обувь и кладу ключи на полку.
— Тебя не было двое суток, Данис, — Лия говорит спокойно. Она всегда так разговаривает. Эмоций почти не проявляет.
— Я был занят.
— Я звонила, и…
— Ты мне не жена, позволь напомнить.
Махдаева заливается краской и опускает глаза в пол. Дебильная привычка, которую из нее не вытравишь, кажется, уже никогда. Те, кто ее воспитывали, практически с молоком матери привили, что женщина лишь прислуга — инкубатор, не имеющая прав. Совсем.
— Я просто волновалась, — выпаливает шепотом и тут же исчезает на кухне.
— Прости, — повышаю голос ей вслед. — Я…
Иду следом. На кухне, как и всегда, что-то готовится. Я не раз предлагал ей не заморачиваться и пользоваться доставками, но Лия уверяет, что ей действительно нравится кашеварить. В принципе, за время нашего брака мы смогли построить вполне сносный дружеский союз.
— Последние дни выдались х*евыми, — опускаюсь на стул, придерживаясь за плечо. Кажется, обезболивающее перестает действовать.
— Извини, я не должна была названивать, просто ты не приехал ни вечером, ни ночью, ни на следующий день… Я даже не знала, кому могу позвонить, чтобы узнать… если…
Мы оба понимаем, о чем она говорит. Вопрос звучит так: что будет с ней, если меня вдруг грохнут.
— Я открыл счет на твое имя. Там достаточно денег.
— Знаю, но… — Лия заправляет за ухо прядь темных волос, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты просто уедешь.
— Спасибо тебе за это. Но я правда переживала, Данис.
Оставляю ее слова без ответа. Не хочу об этом думать. И на ее эмоциях играть не хочу. Границы мы расставили в первый же день, когда ее трясло от страха первой брачной ночи. Она меня, бл*дь, чуть светильником на тот свет не отправила, потому что решила, что я ее насиловать буду.
— Есть что-нибудь от головы? — тру виски, вспоминая тот судьбоносный удар по своей тыкве.
— Да-да, сейчас.
Пока Лия лезет в шкафчик за аптечкой, из спальни, буквально через стенку от нас, доносится детский плач.