Попробуй меня разлюбить
Шрифт:
— Только тебя, — его голос врывается в сознание морозным вихрем. — Всегда.
Сжимаю его член в себе крепче. Охаю от пары медленных толчков и разбиваюсь на осколки.
Тело пленяет выстрел удовольствия. От меня больше ничего не остается. Только оболочка, потому что душа парит где-то высоко-высоко.
Дан совершает еще несколько уже более грубых фрикций и резко отстраняется. В нос ударяет запах спермы. Она пачкает его спущенные брюки и попадает на пол. А я, я ловлю себя на мысли, что хотела бы, чтобы он кончил в меня. Возможно, подобная мера единственное,
Не могу оторвать от нее взгляд. Катя нагибается к полу, чтобы поднять свою одежду, а на ее чуть загорелой коже выступают позвонки. Вроде и не делает ничего провокационного, я бы сказал, наоборот, после всплеска эмоций она выглядит зажатой, только моему организму этого не объяснить. Как оголодавший зверь рассматриваю ее узкую талию, покатые, хрупкие плечи, округлые, аппетитные бедра…
Отворачиваюсь, чувствуя отягощенную боль в паху. Член снова в боевой готовности. Мы застряли здесь вдвоем как минимум на ближайшие десять часов. За окном уже стемнело. Ночи осенью особенно холодные. Выхожу на улицу, оставляя Катю наедине с самой собой. Кажется, нам обоим нужен перерыв, чтобы переварить случившееся.
Перекатываю между пальцами сигарету. Достаю из кармана зажигалку. Тихий щелчок в тишине звучит непростительно громко. Затягиваюсь. Со школы не переносил запах сигарет, а теперь не заметил, как подсел.
Выдыхаю дым и делаю еще одну затяжку. Красный мерцающий кончик зажженной сигареты — единственное, что я вижу в темноте ночи. Вокруг лес и ярко выраженный запах сырой земли, он перебивает вкус никотина, наполняя легкие до отказа.
Позади что-то шебуршит. Поворачиваю голову, прежде чем чувствую робкие Катины прикосновения. Она обвивает меня руками, сцепляя пальцы замком где-то в районе живота.
На деревянном крыльце проступает луч света из-за при открытой двери. Тело обдает теплом.
— Холодно, — шепчет, прикасаясь губами к моей коже между лопаток. Рубашку я так и не надел. В веренице происходящего боль в плече ушла на второй план. Я чувствовал, как оно кровоточило во время секса, но это лишь малая кара за содеянное.
— Нормально, — запрокидываю голову, рассматривая яркие звезды. После дождя небо прояснилось. Прохладный ветер треплет кончик сигареты, вынуждая огонек подрагивать.
— Дашь?
Катины пальцы перемещаются к сигарете.
Наблюдаю за ней не без удивления. При мне она ни разу подобного не выкидывала, зато теперь затягивается как заядлый курильщик и выпускает дым через нос.
— Удивлен? — ее губы складываются в победоносную улыбку, будто она рада, что я чего-то о ней не знаю.
— Удивлен.
— Я вначале тоже удивлялась, — выдыхает струйку дыма и запрокидывает лицо к небу. Долго смотрит в нескончаемые мириады звезд, а потом усмехается. Мягко, еле слышно. — Многому. Твоему исчезновению, своей боли. Никак не могла понять, почему она не уходит. Когда похитили, тоже удивилась. И когда ты убивал тех людей. — Замолкает и стряхивает пепел. — Не жизнь, а сплошные новые открытия, — стебется.
— То,
— Ты сказал, что меня любишь, но это был адреналин. Верно?
Нет. Конечно же нет. Какой, на хрен, адреналин? Я рядом с тобой себя забываю. Вся моя жизнь снова переворачивается с ног на голову и летит к чертям. Я сделал выбор, когда отец поставил условие с женитьбой. Вычеркнул тебя. Но это все на словах. В голове и сердце — там до сих пор только ты. Одна ты.
Кате я, естественно, озвучиваю другое. Именно потому, что сделал выбор.
— Верно, — киваю, замечая, как вздрогнули ее плечи.
— Мог бы не спасать.
— Не мог, и ты это знаешь, — подхожу к ней вплотную. — Друзья навек, помнишь?
— Глупая детская клятва, которая ничего не стоит, — выдает с агрессией. Ее так много, что Катя захлебывается. Делает еще одну затяжку и остервенело бросает окурок на землю. — Мелочь, о которой я забыла, а теперь вот ты напомнил.
— Завтра утром ты будешь дома. Это позволит тебе забыть снова. Вернуться в прежнюю среду и никогда больше не вспоминать. Ни меня, ни все, что здесь произошло.
— Трус, — Катя качает головой. — Ты просто трус. Кажется, я тебе об этом уже говорила.
У нее опять урчит в животе. Она ведь так и не поела ничего.
— Когда ты последний раз ела?
— Не помню, эти мудаки давали какую-то сопливую кашу и воду. Пить хочется… Горячий зеленый чай с мятой.
Наблюдаю за тем, как ее губы расплываются в улыбке, а ресницы, трепеща, опускаются вниз.
— Я же просил принести тебе еды.
— Есть в доме врага? Это полный отстой, можно поплатиться жизнью. Тебе ли не знать.
— Я тебе не враг.
— Кто знает, Данис Германович Кайсаров.
— Кать…
— Не надо, Дан, давай просто закончим этот день. Я хочу спать. И кстати, кончить мог бы и позже.
Дверь хлопает, но я почему-то ржу. Хмыкнув, достаю еще одну сигарету. Прикуриваю.
Если бы она знала, сколько у меня не было секса, явно бы удивилась. Вопрос, вообще, как я так долго продержался, когда ее голой сегодня увидел…
Вероятно, многие сочтут, что я ношу белое пальто, но я вижу это иначе. В вопросах секса и как таковой измены я придерживаюсь лишь одного — собственного самоуважения. Размениваться на каких-то шлюх не в моих правилах. Что касается Лии, там все куда сложнее, чем может показаться на первый взгляд.
Когда возвращаюсь в дом, Катя уже спит. Свернулась калачиком, поджав ноги и засунув руку под подушку. Залипаю на этой картинке минут пять и только потом гашу свет.
Абсолютная темнота обнажает слух. Я слышу ее дыхание и то, как скрипят половицы. Проминаю матрас, упираясь в него коленом, и ложусь рядом.
Только теперь понимаю, что она не спит, а притворяется.
Мы минуту делаем вид, что верим друг другу, а потом срываемся.
Катюша перекатывается на спину, а я завожу руки за голову.