Попытки любви в быту и на природе
Шрифт:
А уже потом поспешили в далекий московский район и там еще некоторое время искали в середине ночи больницу.
— А вдруг она нас увидит и опознает? — предположил я.
— Да неважно, — ответил легкомысленный Илюха. — Ей теперь не до нас, теперь она нас простит, может, даже благодарность объявит.
Ведь без нас, как ни крути, удачи бы ей не видать. Не улыбнулась бы ей удача.
— Да какая тут удача, — выразила другое мнение Жека. — Тоже мне удача, Инфант этот. Ей сейчас, наверное, переливание крови делают. Вам бы такое.
— Не надо нам такого, — не согласился я с Жекой. И
Глава 16
ШЕСТЬ ЧАСОВ ВОСЕМЬ МИНУТ ПОСЛЕ КУЛЬМИНАЦИИ
Инфанта мы нашли почти сразу — по нервному напряженному полю, которое он распространял вдоль сонного, ночного больничного коридора. Мы его сразу почувствовали — это специфическое Инфантово поле — и двинулись по нему безошибочно.
Как оно возникало? Откуда? Какова его природа? Может, электромагнитная? Может, тепловая? А может, какая другая, метафизическая? Я не знаю. Но то, что от нервного, возбужденного Инфанта часто исходило вполне натурально ощутимое поле, — факт неопровержимый. И чем сильнее Инфант возбуждался, тем и поле зависало вокруг него более напряженное.
Он выглядел, как выглядят будущие отцы, сдавшие беременную жену для первых родов. Внутрь их не пускают, вот и нервничают снаружи. Хотя если бы и пускали, то нервничали бы они еще сильнее.
В любом случае Инфант выглядел чрезвычайно озабоченным, хотя подруга его никого рожать, как мы понимали, пока не собирались. Срок не подошел.
Мы молча подошли и молча пожали Инфантову руку, с уважением пожали. И только Жека фыркнула свысока что-то на тему «мудилы» и «неумелого дефлоратора». Но разве Жека могла про это дело полностью понимать? Во всяком случае, про тяжелую, неблагодарную долю мужчины?
«Ну что, как она?» — спросили мы взглядами.
— Переливают, — ответил нашим взглядам Инфант. — Скоро врач должен выйти.
Мы похлопали товарища по плечу, ободряюще похлопали, мол, не печалься, Инфантик, все образуется. Так или иначе, образуется.
— Вообще-то переливать они, наверное, умеют, — выразил я доверие к отечественной медицине.
— А вот есть ли у них откуда переливать? — подошел с другой стороны к вопросу Илюха.
— Наверное, раз переливают чего-то, — неуверенно предположил Инфант.
— Может, тебе надо пойти, свою кровь сдать? — задал ему новый вопрос Илюха.
— У меня группа редкая, — признался Инфант. — И резус не тот.
— Какой? — спросил Илюха озабоченно.
— Не помню, какой точно. Помню, не тот, что у других нормальных людей.
— Ну это понятно, — поддержала его Жека. Но ехидно так поддержала.
— Может, нам пойти сдать? — вдруг осенило меня. — Представляешь, заголовок: «Сокольнические насильники пришли на помощь жертве, отпустив ей забесплатно пару литров свей крови!» Мы с тобой прославимся в прессе, стариканер, — пообещал я БелоБородову.
— Не нужна нам пустая слава. А кровь она нам и так чуть не пустила, тебе и мне. Помнишь?
И тут мы неожиданно все вспомнили и сразу посмотрели на Инфанта. Совсем другими глазами посмотрели — мстительными, жаждущими расплаты. Но для расплаты нужна злость и желание повредить соперника, а их у нас как раз не оказалось.
— Вообще
— Она же нас застрелить могла! — вскипел за мной Илюха, но тоже недостаточно круто вскипел. — Я уже не говорю, что просто хотела нам засадить по рукоятку. И в больницу бы небось не повезла…
— А ты ведь знал, — перехватил я от Илюхи. — И про самбо знал, и про капитана, и про огнестрельное оружие.
— Нет, про огнестрельное не знал. Предполагал, но так, чтобы наверняка… Нет, не знал, — опустил еще ниже трепещущие ресницы Инфант. И мы махнули на него рукой.
Ну что с такого возьмешь, особенно после того, что произошло с ним недавно? Жалеть мы его, конечно, больше не будем, потому что не жалко нам его, по заслугам ему досталось, но обижать тоже не станем, во всяком случае, прямо сейчас. Может быть, когда-нибудь потом — но не сейчас. А вместо того чтобы обижать, мы снова похлопали его по плечу ободряюще. И потом еще не раз хлопали с завидной периодичностью.
А затем к нам вышел доктор. Он был немолод, лицо обострено постоянной борьбой за чужую жизнь, постоянной ответственностью, и красные слезящиеся глаза подчеркивали усталость бессонных ночей, проводимых в операционной, вдали от семьи, от дома. Он прищурился и потер глаза пальцами, остановив их у переносицы. А потом стрельнул сигаретку у Жеки. Закурил, разглядывая нас умными, проницательными, видавшими виды глазами. И безошибочно отобрал из нас Инфанта.
— Тяжелый случай, — обратился врач непосредственно к нему. — Мы и не знали поначалу, что с ней делать. Такого вообще в моей практике не было почти ни разу.
Он затянулся сигаретным дымом, снова потер усталые глаза и продолжил:
— Такого, чтобы девушка дожила до тридцати двух, чего только не испробовала, и чтобы никак. Она была у нас, и не раз. Я сам осматривал ее. Тяжелый, повторяю, случай, уникальный, можно сказать. А вы, молодой человек, молодец. — Врач уважительно осмотрел Инфанта. — С такой преградой справиться, тут одного нажима недостаточно. Тут подход правильный нужен.
Мы не сразу въехали, о чем это он, особенно когда он про «тяжелый случай» заговорил. Мы думали, что он про текущее ее состояние, про переливание крови, а он, оказывается, про предыдущие. Ну что же, врачи — они тоже люди, им тоже ничто человеческое не чуждо — и искреннее удивление в том числе.
— Ну и как она сейчас? — приподнял робкие ресницы Инфант.
Он выглядел заботливым, небезучастным к своей недавней девушке, искренне переживающим за нее. Ну еще бы: «Мы ведь, — как писал французский классик, — в ответе за тех, кого…» Как он тогда выразился?.. Вроде бы он использовал слово «приручаем»… А французы, они, говорят, толк в таких вещах понимают. Хоть книжки их почитай, хоть кинофильмы посмотри.
— Да все нормально, — успокоил нас врач, смачно затягиваясь и косясь на Жеку сверх положенного. — Кровотечение остановили. Подлили немного, подзашили, чего слишком разошлось.