Порхающая душа

Лесная Лидия

У жизни в лапах

Уехать из Петербурга — как это больно. Так мало я здесь была — и вдруг кто-то говорит: «довольно…» Петербург — милый, ты — сон, ты сказка, ты мой! Уехать из Петербурга я не могла бы даже зимой, А теперь, когда настанет нежная северная весна — Будут белые улицы и острова без сна, Летний сад станет зеленым, Липы зацветут и клены, Он начнет хорошеть ежечасно, — Уехать теперь — это так ужасно! 18 марта 1914

Vertige

Как

хорошо встречаться ночью у Альбера, Будто мы чужие друг другу, — Мы среди пестрой толпы как две точки одного круга, И несметно для других подымать свои фужеры. Играют танго — горячий и сладкий, Как милый взгляд, который я ловлю украдкой. Пьем Capri. Мотом Brambino. Твои губы — темные рубины. Глаза — золотые меды. Как же можно говорить, что у Альбера скучно, а весело в Villa Rode?!

Несбыточное

Он сказал: «Останьтесь! Неужели в конце марта Я не повезу вас на острова?» Не сбудется. Его слова, Как лошади, не добежавшие до старта, Они прозвучали как выстрел в пустыне, Но в сердце моем нет места сомнениям, И я только прошу: «Солнце, не пой о весеннем! Небесная вуаль, не будь такой синей!»

В поезде

Ехали в поезде девочка и мальчик — Ехали и радовались всему — Тому, что вот — цапелька на болоте, вот — речка, вокзальчик, Мальчик рад девочке, а она — ему. Девочке и мальчику было так безразлично, Что Петербург тем дальше, чем ближе мы к югу, Они пили молоко, спали отлично И, шаля, обнимали друг друга. Мальчик и девочка! Счастливые дети! Как вы расстались в Курске легко! Ах, хочу быть как вы — забыть все на свете, Ловить рукой дым и пить молоко. 30 марта 1914

Письма

На столе все твои письма. Сижу, Окруженная серыми листами И будто тебя ласкаю, когда рукой по ним вожу. Смешные буквы! Все с хвостами! И чем непонятнее — Тем приятнее. Кажется, что не перо и чернила, А душа на бумагу слова уронила. Кажется, что эти слова ты прошептал. А в последних письмах ты стал Писать четко. И все буквы так гладки. Не надо! Ведь письма — это загадки. Писать четко — большой порок: Строчки нужны только для того, чтобы читать между строк.

Хмель

После хмеля всегда бывает похмелье. Любовь твою — пью, как волшебное зелье. Душа в бреду. Тело в огне. Я твоя. Ты весь во мне. Твои ласки горят на мне рубинным ожерельем — Ты — мой хмель! Кто будет похмельем?

Похмелье

После

темного, как кровь, вина — В золотом и пенном мое веселье. Когда выпит хмель до дна — Жду похмелья. Его глаза были, как старый мед, Звуки голоса — капли золотой влаги. Твои аквамарины — как острый жгучий лед. В голосе — чеканное серебро старой саги. Он был — страсть — темная и жаркая. Ты — поцелуй, нежный и порочный. Он — кровь, алая, яркая. Ты — странный плод — сладкий и сочный. С ним выпила свой хмель я. От тебя жду похмелья.

Без маски

Ты сказал: «Нет, не можешь ты совсем не думать обо мне — Ведь ты вчера еще меня любила»… Милый, Разве дело в дне? Что такое: сегодня, вчера? Разве нужны дни, вечера, Ночи — Для того, чтобы стали желанны не золотые, а синие очи? Я сама не знаю, как это случилось, Что вчера я в том храме молилась — Сегодня в ином. Что вчера я упивалась красным вином, Сегодня пью белое, Все это потому, что живое тело я, Во мне — алая кровь. Я не могу сказать: «Вот это — навеки — моя любовь» — Не могу навыки застыть в одной думе я — Я не мумия.

Рассвет

Уже не ночь — еще не утро. В небе краски перламутра. Есть и серое и розовое, Но все неясно. Все грезовое. Еще свечи не догорели, А в окне уже улыбка белого рассвета. Это — утро апреля. Уже не зима — еще не лето. И ты пришел ко мне в этот странный час И смотрел на меня, не отрывая глаз, Но не сказал ни да, ни нет. Ты весь был как этот странный рассвет.

Голубая тайна

Сначала мне показалось, что ты — принц золотой, Потом, что ты — английский лорд. Сначала — что ты робок и недоволен собой, Потом, что ты влюблен в себя и горд. Ты зажег мое воображенье — Я вся — голубой костер — И легким движеньем Все прошлое стер. Мое сердце двоится, — Оно и верит и боится.

Ты, что в крови

Тебе кажется, что на мне маска и котурны, Что говорю я «литературно». Но ты не прав — нет. Каждый звук у меня яркой кровью согрет, И, когда я говорю — Я горю. В душе моей нет сцены и кулис. Для меня правда то, что ты — бледный нарцисс. Что моя любовь — огненный поток И заливает тебя, мой тонкий цветок. Что твои глаза — голубое вино. Так говорю я — и иначе говорить мне не дано. Разве творить нежные ласки — Значит быть в маске?