Порожденная иллюзией

Браун Тери Дж.

И вот Гудини появляется. Я задерживаю дыхание. Конечно, я видела его представления прежде. В детстве была на пристани, когда он прыгнул в Гудзон. В Чикаго видела его висящим на высоте восьмиэтажного дома и высвобождающимся из смирительной рубашки. Но тогда я была вместе с мамой, которая привела меня перед самым «освобождением» и увела сразу после. Это совсем другое. Сейчас я могу посвятить изучению Гудини все свое свободное время.

Он выходит на сцену, и я подаюсь вперед; напряжение тугим узлом скручивает внутренности. Он ниже ростом,

чем я помню, мощный и мускулистый. Но что действительно удивляет, так это его голос. Внешность Гудини буквально кричит о мужественности, однако голос... высокий, почти женский – совсем не подходящий.

– Я заявляю, что за двадцать пять лет исследований так и не нашел ничего, что убедило бы меня в существовании связи между духами умерших и теми, кто еще во плоти.

Я вспоминаю спиритическую доску, и по коже ползут мурашки. Интересно, что этот великий скептик сказал бы об Уолтере?

Гудини продолжает объяснять, что он критикует не спиритизм как религию, а лишь тех медиумов, которые используют чужое горе, дабы выманить у людей деньги.

Я чувствую неловкость – он говорит о таких, как мама и я, – но стараюсь сохранять спокойствие и следить за мыслью лектора.

– Вообразите ужас на лице медиума, когда посреди сеанса я скину свою маскировку и закричу: «Я Гудини, а вы обманщик!»

Кровь застывает в моих жилах. О да, я могу такое представить.

Он рассказывает, как медиумы изучают своих клиентов перед каждым сеансом, и я вспоминаю, сколько провинциальных кладбищ пришлось посетить, прежде чем мы с мамой начали свое дело. И как часто я тайком подслушивала в магазинах, вылавливая интересные обрывки информации, которые могли бы потом пригодиться.

Гудини заканчивает говорить о расчете и подготовке, присущих спиритическим сеансам, и на сцену выходит его ассистент.

– А сейчас я покажу вам несколько уловок, которые используют медиумы, чтобы заставить наивную публику поверить в их ложь.

Они начинают с трюка с грифельной доской: когда клиент получает письменное послание от духа «с того света». Гудини показывает палец с небольшим кольцом, в котором спрятан мел. Дальше следует демонстрация того, как медиум может незаметно написать что угодно на обратной стороне доски, пока та находится между ним и клиентом. А после отвлекающего маневра (обычно создаваемого помощником) доску переворачивают – все так же незаметно для клиента.

Мое сердце сжимается. Один из лучших маминых приемов отныне бесполезен. Нам придется придумать целую кучу новых трюков, не подвергшихся «проверке Гудини».

Карандаш летает по бумаге, пока Гудини повествует о других уловках, многие из которых мы с мамой использовали бессчетное количество раз. Глотание горящих углей (на самом деле это лишь ватные шарики, которые окунули в подожженный спирт); таинственное постукивание (хитрый механизм в одной из моих туфель); левитирующий стол (медиум или помощник сами поднимают его ногой).

С каждым новым предложением, с каждым разоблаченным приемом

мой ужас растет. Человек, который, по словам мамы, является моим отцом, в эту минуту лишает нас средств к существованию.

Мои ноги подрагивают от желания убежать и спрятаться. Я убираю блокнот в сумку и сжимаю вельветовые подлокотники. Я пришла сюда, чтобы встретиться с Гудини – и я с ним встречусь.

По просьбам зрителей, он завершает шоу несколькими из любимых «освобождений». И я отвлекаюсь от собственных мыслей, наблюдая за каждым его шагом, каждым трюком, каждым действием. Отмечаю драматические интонации голоса Гудини, его крупные размашистые жесты, его работу с публикой.

А под занавес звучит объявление, что книгу Гудини «Фокусник среди духов» можно приобрести в атриуме и что автор лично будет подписывать экземпляры.

Это мой долгожданный шанс, и я соскальзываю с места, надеясь избежать толкотни.

Не тут-то было. К моменту, когда мне удается купить книгу, очередь тянется уже чуть ли не до парадного входа. Я морщусь от смеси неприятного запаха тел и аромата духов. Каждый зритель хочет рассказать Гудини свою историю. Он склоняет голову и подает правильные реплики, но я знаю, что он практически не слушает. Уверена, мысленно он уже перенесся к следующему мероприятию своей невероятно насыщенной жизни.

И вот подходит моя очередь.

Затаив дыхание, я вглядываюсь в лицо Гудини, ожидая увидеть... что-то. Возможно, замешательство или неосознанное узнавание. Но он смотрит на меня так же, как смотрел на человека передо мной, – вежливо, мило, открыто.

Интересно, как бы изменилось выражение его лица, знай Гудини, чем я зарабатываю на жизнь?

Книга жжет мне пальцы, и я сую ее на подпись так, будто обложка может меня укусить.

– Подписывать для кого-то конкретного?

Я избегаю его взгляда, словно он способен прочитать вину в моих глазах.

– Да, пожалуйста.

Он ждет, на лице отражается нетерпение.

– Имя?

Я откашливаюсь:

– Анна.

– Просто Анна?

Не в силах говорить, киваю.

И вижу, как появляется надпись: «С наилучшими пожеланиями. Гарри Гудини».

С наилучшими пожеланиями.

Внутри вспыхивают негодование и гнев, когда к Гудини подходит миниатюрная брюнетка и шепчет что-то ему на ухо. Его жена. Он гладит ее по руке и протягивает мне книгу с отстраненной улыбкой.

Мне следует уйти, но я не двигаюсь с места – ноги будто вросли в пол.

Гудини смотрит на меня, вскинув брови:

– Да?

Я указываю на книгу:

– Вам следовало назвать ее «Чего не следует делать».

Он склоняет голову:

– И почему же?

– Потому что ни один медиум больше никогда не будет использовать эти приемы... но мы оба знаем, что они просто придумают новые, не так ли? – Я холодно улыбаюсь и ухожу.

– Подождите, – зовет Гудини, но я продолжаю двигаться к двери и смешиваюсь с толпой.