Портрет Ласточки
Шрифт:
– Оторвись от журнала, Ариццо. К тебе главная подозреваемая явилась.
– Вчера не добила пострадавшего академского стража, – продолжал второй, – сегодня нашла в себе дух.
– Угомонитесь, она вчера не подходила к раненому, – заявил Ариццо, подняв взгляд на вошедших. – Овроллия Киртан и Илес из подмастерьев, я впишу вас, проходите.
– Мой друг к своему брату, а я... действительно к раненому стражнику. Мессир лекарь, это возможно?
Он переглянулся с юстициарами. Те скрестили руки на груди и ждали от него
– Только в моём присутствии. Стража, когда выйдет профессор Флёдерик, не забудьте отметить его. А то он настолько мал, что вы ниже своего носа никого не видите.
Лекарь повёл друзей вглубь лазарета. Когда они поднимались на второй этаж, Ови спросила:
– А что здесь делает профессор животноведения?
– Осматривает больных, он в последнее время часто стал это делать, – ответил Ариццо, поправляя кончик колпака, гуляющий во все стороны. – К вашему брату, мессир полурослик, ваш земляк тоже захаживал между занятий. Но его интерес к больным из числа людей – удивителен.
На третьем этаже Илес отправился к брату, по пути поздоровавшись с кем-то. Помощник смотрительницы лазарета провёл Овроллию на последний, четвёртый этаж, где среди двух дюжин пустых коек лишь на трёх лежали больные. Почти в самом конце огромного помещения девушка узнала знакомые цвета на прикроватном кресле. Раненый стражник лежал с раскрытой на груди книгой и тихонько напевал про себя.
– Только недолго, по расписанию у них скоро второй завтрак, – заявил Ариццо. – А затем будет тихий час. В покое организм восстанавливается быстрее.
– Напомните... как его зовут?
– Вирцель.
Девушка медленным шагом направилась в конец зала, провожаемая угрюмыми взглядами двух больных, к одному из которых подошёл лекарь. Стражник, напевая про себя, не замечал постороннюю, а когда заметил, книга упала с постели, и лазарет пронзил крик:
– Добивать! Добивать пришла!
– Правду говорят, в стражу набирают недалёких, – прошептала Ови про себя. – Тише, мессир, я хочу поговорить.
Она достала из-под запаха мантии ласточку и посадила на плечо. Увидев светящуюся голубым птицу, Вирцель словно успокоился, хотя всем своим видом продолжал показывать отторжение к посторонней.
– Вы много раз видели её со мной, – сказала волшебница, присев на соседнюю пустую койку. Больной невольно отстранился подальше, к краю, едва не вывалившись из собственной постели. – Почему в ночь вашего дежурства я была без неё?
– Потому что ты не хотела привлекать ненужное внимание, ведь не только мы дежурили той ночью, – серьёзно ответил он. – И твоё лицо с острым подбородком и выраженными скулами я бы не перепутал ни с чьим другим, особенно помня то, сколько раз ты навещала свою драгоценную диадему.
– Тогда почему я не сбежала при первой возможности, а отправилась спать? Почему руководство академии развязало мне руки для того, чтобы
– Твои аргументы рассыпаются от одного единственного факта. Твоё лицо я бы не перепутал ни с чьим другим. И Борворк, когда первым увидел тебя, воскликнул во весь голос. Кажется, кто-то из дежурных преподавателей слышал это, потому что в стороне лекционного крыла мы, пытаясь урезонить тебя, видели чью-то шляпу. Это был низкорослый профессор, и я уверен, что он слышал наши крики и произошедшее позже.
Девушка задумалась, переглянулась с лекарем Ариццо, поглядывающим за ней искоса, и заявила:
– Это не мог быть магистр Хольбериц, архимаг ему доверяет.
– А ты доверяешь архимагу?
Её застали врасплох. Вирцель, осознавая, что Овроллия не причинит ему вреда, лёг на бок и продолжил:
– Вижу, что нет. Потому что злодеи не доверяют друг другу.
– Ох, так вы выпивали на службе! – вспылила чародейка, но, понимая, что вокруг посторонние, стала говорить тише: – Не тебе попрекать меня или кого бы то ни было!
– У Борворка была болезнь психики после смерти сестры в результате несчастного случая! Не помню, как называется та болезнь, но алкоголь помогал прогонять тоску! Я не пил, можешь проверить в журнале поступивших три дня назад! Ах, дьяволица! – он схватился за живот и лёг прямо. – Целилась в сердце, твоей меткости можно позавидовать! Хорошо, Борворк на издыхании меня дёрнул.
Она какое-то время молчала, рассматривая ворсинки на шерстяном одеяле. Затем сказала:
– Злодейка... то есть я поразила его первым?
– Да, да! – едва не сорвался в крик он. – И Борворк едва успел спасти меня! Тебе же не понять этого! Ты умеешь только отбирать чужие жизни!
– Взгляни на неё, – спокойно сказала Ови, взяв в ладонь ласточку и направив руку к Вирцелю. – Смысл моей жизни – в созидании её.
За спиной девушки, пока чародей переглядывался с птицей, раздались шаги. У постели стражника застыла фигура Ариццо, он сказал:
– Тот, кто создаёт жизнь, не способен к разрушению, Вирцель. Она – художница. Такие разрушают только собственные творения, чтобы однажды создать нечто новое, более совершенное.
– Сговорились?.. – продолжая рассматривать пернатую, проговорил тот. Лекарь осуждающе покачал головой. Вирцель продолжал: – Почему она так на меня смотрит, будто у неё есть интеллект? Это ведь безмозглая иллюзия!
– Ласточка, скажи ему что-нибудь.
Птица молчала. Молчали и люди. На третьем этаже раздались смешки, кажется, веселились полурослики. Овроллия вновь посадила птицу на плечо и сказала:
– Я докопаюсь до истины. Прошу, Вирцель, ради памяти своего друга и напарника, ради самой академии, пусть вы не любите её руководство... Поведайте, что в точности произошло той ночью.