Портрет Лукреции
Шрифт:
— Почему забирают платье? И куда?
— В Sala dell’Aurora [57] , т-там будет его высочество, — запинается слуга. — Думаю, для… п-портрета вашей светлости.
— Портрета? — Она поджимает губы, крепко задумавшись. — Можешь идти. Я сама принесу платье.
Краска сходит с лица слуги.
— Но его высочество велел…
— Я знаю, что он велел! Спущусь сама.
Закрыв дверь, она просит Эмилию и Клелию подготовить платье. Крышка сундука закрывается,
57
Зал рассвета (ит.).
Квадратная комната пуста, небеса и лица божеств смотрят в пустоту. Лукреция идет в середину комнаты. Интересно, где точно находится центр? Стоит ей об этом подумать, открывается дверь.
Оглянувшись, она видит мужа в сопровождении трех советников и Леонелло. На лицах мужчин застыло суровое выражение, они идут строем, будто несут тяжелую ношу.
Альфонсо молча оглядывает жену, камеристок, слугу, которого он послал в покои, сундук с платьем. Одет он безупречно: черные кальцони, черный giubbone, черные сапоги.
— Дорогая, — тянет герцог, переводя взгляд с Лукреции на сундук, а с сундука на служанок, оценивает происходящее, старается понять подтекст.
Подойдя к Лукреции вплотную, Альфонсо берет ее за руку и галантно склоняет голову.
— Не ожидал вас увидеть.
Как на него похоже… Всего четыре ничего не значащих слова, но сколько в них скрытого смысла! Вслух он говорит, что удивлен ее приходу, а на самом деле показывает неудовольствие: зачем она самовольно спустилась в его владения?
Почему же он не пускает ее сюда? Почему велел оставаться у себя?
— Я решила проверить, что платье спустили в целости и сохранности. И потом, вдруг я понадоблюсь вам для портрета…
Ни один мускул не шевелится на его лице; ее рука горит от его прикосновения.
— Я бы за вами послал.
Лукреция пожимает плечами.
— Мне полезно сменить обстановку.
Кивнув, он выпускает ее руку и отворачивается к столу, на который поставили сундук. Альфонсо кладет руку на крышку.
— Платье тут?
Похоже, он обращается к служанкам, но не смотрит на них, поэтому Эмилия молчит. А он ждет, не убирая руки с сундука, — само терпение, сама сдержанность. Клелия, спохватившись, кланяется.
— Да, ваше высочество.
— Зачем… — Лукреция хочет узнать, почему ее не выпускают из комнаты, правда хочет, однако понимает, что лучше не спорить с ним, а спрашивать спокойно, пусть рассказывает. Так можно выудить куда больше сведений. — …уносят платье? — заканчивает она.
— Обычно так и поступают. Всего лишь берегут ваше время, стараются не злоупотребить терпением. Бастианино ненадолго заберет
Лукреция вдруг замечает под левой скулой мужа, рядом с ухом, три глубокие свежие царапины.
— Что у вас с лицом? — ужасается она и подходит к Альфонсо. — Вы…
— О, пустяк. — Он касается красных полос пальцем. — Я и забыл.
— Вам нужна мазь или…
— Пустяк, — повторяет он. — Не тревожьтесь.
— Альфонсо, — начинает Лукреция тихо, не вынеся напряжения. — Я… мне нужно кое о чем вас спросить.
Он молча на нее смотрит.
— Ночью я слышала ужасный шум. А утром послала за Элизабеттой, но не получила ответа. Что происходит?
— Уйдите, пожалуйста! — резко приказывает Альфонсо. На краткий безумный миг Лукреции кажется, что он выгоняет из комнаты ее. Конечно, это не так. Леонелло, камеристки и советники тотчас встают и спешат к двери.
И вот они с Альфонсо остаются наедине в красивой комнате, а на потолке богиня Аврора в золотой колеснице оттесняет мрачный сумрак ночи.
— В нашей жизни, — начинает Альфонсо ровным голосом, — время от времени будут происходить события, которые покажутся вам необъяснимыми. Не стоит в них вмешиваться. Борьбу с любой угрозой нашему положению и репутации предоставьте мне. Вас она не касается. Я просил вас не покидать покоев, однако же вы здесь. Произошедшее ночью…
Эту жуткую речь, от которой у Лукреции дрожат ноги, прерывает скрип двери из другого конца салона.
К ним шагает подмастерье Джакопо с беретом в руках. Покосившись на него, Альфонсо показывает на сундук.
— Вот он.
Джакопо обходит середину комнаты, где стоят Альфонсо с Лукрецией, достает из сумки кожаный шнур и обвязывает сундук.
— О некоторых делах… — продолжает Альфонсо, словно Джакопо нет в комнате. Ах да, он ведь считает подмастерье не только немым, но и глухим! — …вам лучше не знать. Прошу лишь об одном: чтобы компас вашей преданности, фигурально выражаясь, всегда показывал в нужном направлении. Вы моя жена. Едва ли стоит напоминать, что ваш первейший долг — передо мной. Не перед вашими придворными дамами, не перед моими сестрами или кем-либо еще. Я ваш супруг и защитник. Так позвольте вас защищать.
За его спиной Джакопо косится то на него, то на Лукрецию. Он поднимает сундук на плечо не спеша, осторожно, растягивая время. К двери юноша шагает медленно, и на один пугающий миг кажется, что он сейчас развернется и пойдет прямо к ним. К счастью, Джакопо передумывает, только покрепче берется за узел на сундуке. А ведь он несет ее платье и совсем скоро поставит его в мастерской, откинет крышку, вдохнет запертый в сундуке воздух ее покоев, будет касаться ткани рукой, поднимать, встряхивать, изучать взглядом, думать, какие смешать красители, чтобы передать цвета на портрете Бастианино. Будет воображать ее в этом платье, вспоминать, как оно облегало ее тело, складками ниспадало с ног; наклонится над ним, рассматривая; оно не покинет его мыслей днем и будет приходит во снах ночью.