Портрет моего мужа
Шрифт:
Если не огонь… дерево, скорее всего, тоже пропитано составом, защищающим от огня, но… тогда что остается? Ржавчина… довольно глубокая… внутренний механизм тоже затронула. Стало быть… попробуем ускорить естественный процесс.
— Если кому-то удается выжить, он прячется. И ждет.
— Чего?
— Никто и никогда не знает. Тот мир, он переменчив и все же постоянен. Я… мне когда-то удалось отыскать душу. Души сладкие, даже те, которые изменены. Эта принадлежала клятвоотступнику и мужеложцу, впрочем Джару нет дела до ваших смешных
На металл руны нанести не так и легко, тем более такие, сложносочетаемые.
Я вообще была не уверена, что у меня получится хоть что-то.
Нож в руках норовил вывернуться.
— Потом… я научился охотиться на них. Знаешь, на самом деле вниз попадает не так много душ, а вот охотников на них, так наоборот. Всем нравится почувствовать себя живым… я был далеко не самым сильным. Но… я вовремя понял, что сила — это ничто. Куда важнее ловкость. И ум. Мы далеко не сразу обретаем разум… аккуратней, не знаю, что ты делаешь, но выглядит оно как-то неправильно.
Потому что нет внутреннего равновесия.
Это отличает хорошего артефактора от плохого. Можно заучить и рунный алфавит, и значение сцепок, и всю классическую таблицу Иальвиса наизусть, но при этом не быть способным создать более-менее внятный руноскрипт.
Так говорил Лённрот.
Дело не в знании. Дело в способности ощущать гармонию, которая должна быть в каждом завершенном заклятье.
Здесь ее не было.
Почему?
Я отступила, разглядывая творение рук своих.
Конечно, не хватает малости — вектора направления и ограничителя. Мне ведь не хочется наслать проклятие ржавчины на гнилой этот дом…
— Да, так лучше, — сказал демон. — С душой мы получаем и ее память, и ее разум. Иногда — способности, но они угасают быстро. Сложно быть живописцем в мире, где нет холстов, красок, да и вообще писать нечего…
— А…
— И живописец как-то попался… хороший, говорят. Я узнавал. Тут. Его работы очень ценятся. Говорят, некоторые и вовсе в сокровищнице, наверное, именно те, в которые он вкладывал чужие души. Знаешь, редкий дар, заключить чужую душу в холст. Зато творение воистину обретает бессмертность. Он мне пытался это объяснить.
Я позволил ему жить долго… пока была другая пища. Но с пищей там сложно.
Я закончила рисунок и потянула демона. Новосотворенные заклятия требуют предельной аккуратности. Никогда не знаешь, чего именно ты не учел.
— Что случилось потом?
Капля силы.
И… ничего не происходит. То есть я чувствую отклик, стало быть, рисунок оживает, но… ничего не происходит. Некоторое время.
— Меня поймали. Человек. Некромант… я никогда еще в своей той жизни не сталкивался с некромантами. Они — сильная добыча… и далеко не всегда
Пятно ржавчины увеличилось.
Или… мне просто кажется? Тянет подойти, прикоснуться, но я крепко держу демона за руку и борюсь с любопытством. Не всегда оно во благо, да и… увеличилось. Определенно. Цвет тоже изменился, стал глубже, а то и вовсе сменился с рыжего на темно-коричневый.
— Сперва я был зол. Ваш мир причиняет боль, если нет защиты. Это как если бы… я сунул тебя в пламя… свет… везде свет… и жар… и я кричал, я не помню, сколько это длилось. А человек требовал подчиниться. Он обещал, что если я соглашусь, он даст мне защиту.
— И ты…
— Как ты думаешь, почему я до сих пор здесь? — демон смотрел мне в глаза, и в его, блеклых, тусклых, я видела безымянные равнины Джара, по которым бродят неприкаянные души. — Я понял, что сгорю и… я тоже хочу жить, человек.
— Мне… жаль.
— Мне тоже.
Ржавчин а ползла, захватывая все новые куски металла, но медленно, как же медленно… а если силы добавить? Будь руноскрипт знакомым, я бы так и сделала, но здесь… слишком много сомнительного свойства связок, не вышло бы хуже. Если заклятие распадется, нужно будет начинать сначала.
— Тот человек и вправду дал мне защиту, — демон протянул руку, но касаться заклятия не стал. — Красиво. Ты не видишь, но разрушение всегда по-своему красиво. Он поселил меня в тело. И разрешил сожрать душу.
— Чью?
— Как я понял, тот другой человек был его врагом. Мне тогда сложно было понимать вас. Он не сделал ничего дурного… настолько дурного, чтобы скармливать душу демону, но я был ослаблен и голоден. Тело сперва показалось на редкость неудобным. Оно дышало. Выделяло влагу. Его следовало кормить, но я не привык к подобной пище… а передвижение… мне пришлось многому учиться.
Не скажу, что прониклась к демону сочувствием, но где-то его возмущение было понятно. Взяли и вытащили из родного привычного мира, чтобы с головой окунуть в чужое дерьмо.
А железо потихоньку осыпалось прахом.
— Но я приспособился. Со временем я научился получать удовольствие. Вам дано многое, а вы не цените. Вам нужны какие-то глупости. Тот некромант жаждал силы. Он стал сильнее. Он пил мою кровь и ел плоть.
— Что?!
Меня слегка замутило, а демон пожал плечами:
— Он решил, что тело, измененное демоном, поможет и ему измениться. Он действительно стал иным… да… его убил собственный сын. И теперь душа, полагаю, заняла свое место на равнинах Джара. Это очень темная и сладкая душа, но и очень сильная. Не уверен, что для нее нашелся подходящий охотник.
Ржавчина переползла на железные полосы.
И дверь протяжно заскрипела.
— Тот, другой… отпустил мое тело. Так он сказал. Зря. Я бы мог затянуть раны и нарастить новую плоть, это несложно. Но человек не захотел. Наверное, испугался.