Портрет моего мужа

Демина Карина

— Здесь будущее королевства. Ты ведь не станешь рисковать его будущим?

ГЛАВА 42

Нож я отобрала.

Ножи — вообще детям не игрушка, даже если ребенок честно считает себя взрослым.

— Значит, — я повертела нож в руках, убеждаясь, что ни крови, ни таинственных знаков или иных признаков силы, на нем нет, — здесь обычно твою маму запирают?

— Иногда, — Рута смотрела на меня с восторгом.

Ну да… слегка взъерошенная, самую малость грязная, зато самостоятельно —

почти самостоятельно — выбравшаяся из запертой комнаты.

— Когда она опять становится… не в себе, — Рута покусала губу. — А когда гроза, то она часто становится не в себе. Бабушка утверждает, что это потому, что внешние энергетические потоки дестабилизируют внутренние. У нормальных людей это компенсируется, а вот у ненормальных…

Она вздохнула и светским тоном поинтересовалась:

— А правда, что тетку убили?

— Правда.

Никогда не видела смысла в оптимистичном вранье.

— Йонас?

— Понятия не имею.

— Он. Кто еще? Он тоже ненормальный. Вот как жить, когда тебя окружают одни ненормальные, — Рута убрала руки за спину. В грязно-белой рубашке ниже колен, отделанной темным кружевом, она до невозможности напоминала… привидение.

Бледные руки.

Тонкие ноги.

Узкое личико.

Волосы, заплетенные в жидкую косицу. И свеча в руке. Света мало, и его нехватка подчеркивает острые черты Рутиного лица.

— Что-то не так? — она чуть склонила голову. — Ты меня боишься?

— Нет.

Немного.

И не ее, но…

— Боишься, — вздохнула Рута и протянула руку. — Так бывает… кое в чем старуха права, потоки и вправду дестабилизируют…

Ее пальцы оказались холодны.

И холод впился иглой в тело. Холода стало много, так много, что я заледенела.

— Пойдем, — меня взяли за руку, и я сделала шаг.

И еще один.

— Улыбайся, — приказала девочка, и губы послушно растянулись в безумной улыбке. — Вот так… знаешь, мне даже немного неприятно… впервые появился кто-то, кто пожалел эту бестолковую девчонку…

Мы шли.

Медленно. И звук шагов терялся в полутьме. Я слышала, как мечется ветер, я… была частью этого ветра, как была и частью моря. А еще немного человеком, который явственно осознавал: он попался.

— Ей всегда было одиноко… так одиноко… тяжело жить, когда ты никому особо не нужен. Так и тянет спрятаться и отыскать хоть кого-то. А в старом доме столько интересных вещей.

Кто она?

Оно?

То, что заняло тело Руты, явно не было человеком. Это я тоже знала, как и знала, что мне не дозволено будет жить.

— Демон, — честно сказало существо. — Я здесь давно. Очень давно…

— Это ты… Сауле?

— Нет.

— А…

— Мы только немного помогли. Эта стерва нас обманула, представляешь? Она приносила конфеты. И разговаривала. Рассказывала сказки. Мы любим сказки. А потом оказалось, что все это — из-за Йонаса. Йонаса мы не любим. Он плохой.

— Почему? — губы слушаются с трудом, но мне дозволено говорить, и я пользуюсь этим.

А вот тело по-прежнему мне не подчиняется.

Идем.

Куда?

Вниз. Темными коридорами.

— Потому что его все жалеют. Или завидуют. И еще думают, что на нем милость Джара…

— Это… не так?

Иллюзия, что, пока длится разговор, меня не убьют. Существо качает головой и с упреком произносит:

— Ты и вправду веришь?

— Во что?

— Не важно. Но… нет. И да. На нем печать бога, поэтому я не могу просто взять и убить его. Это избавило бы от многих проблем. Однако разве можно гневить бога? Вот и приходится…

— Ты… мост…

— Я.

— Почему?

— Он обижает мою девочку. Все обижают мою девочку. Она такая ранимая… знаешь, ей совсем не хочется, чтобы ты умирала, но она понимает, у нас нет другого выхода.

Лестница.

Она скрывается за уродливого вида зеркалом и ведет куда-то вглубь стены. Здесь холодно и сыро, и паутина липнет к одежде. Паутины столько, что, кажется, будто она рвется с протяжным хрустом. А еще мне темно. Я останавливаюсь.

Не знаю как…

— Ты права, — кивает Рута. Неловкое движение, будто кто-то дернул за веревочку, и девочка-кукла подчинилась. — Нам не нужно, чтобы ты раньше времени свернула шею. Папочка огорчится. Возьми.

Мне протянули свечу.

— А ты… — пальцы послушно обхватили восковую скользкую палочку.

— А я и так вижу. Это тело дает неплохие возможности. Знаешь, вы, люди, как-то себя недооцениваете, вечно вам хочется большего…

— Демон.

— Демон, — согласился демон с очевидным. — А ты человек. Хочешь предложить сделку?

Я не сошла с ума.

Лучше умереть… во всяком случае, тогда останется шанс, что моя бессмертная душа вернется к Эйре, а там, глядишь, и получит шанс на новое воплощение, а не будет пожрана хозяином Тысячи огней.

— И не больно-то хотелось, — демон, кажется, обиделся. Немного. Губы его растянулись. Искривились. А из горла донесся утробный рык. — Все равно я сильней.

— А…

Если сделка состоялась, то должны быть озвучены условия.

— Ей просто нужен был кто-то, кто позаботился бы о маленькой одинокой девочке. Кто бы защищал ее, берег и не позволял обижать. Никому. Я неплохо справляюсь, — сказал демон, широко ухмыляясь. — Как мне кажется.

— Ты меня убьешь?

Ступеньки закончились. А демон прижал палец к губам:

— Не сразу, — сказал он, что было довольно мило с его стороны. Раньше мне не приходилось общаться с демонами, и, говоря по правде, я плохо представляла себе, на что они способны. То есть контролировать мое тело — это да… а еще что? — Сначала мы уйдем отсюда. Нам здесь надоело. Ее отец решил отправить девочку в храм. То ли заподозрил неладное, то ли устал от нее. Это нехорошо. Очень нехорошо… в храмах неуютно. Стой.

Я остановилась.

И… поняла, что говорить не способна. Нет, я могу открывать рот. И закрывать, но вот издать хотя бы звук…