Портрет моего мужа
Шрифт:
Она говорила это, раздирая крохотную тушку перепелки и явно получая от процесса немалое удовольствие.
— А вместо этого… его заставляют вновь обращаться к силе… это не останется без последствий.
— Мама!
— Я всего лишь обращаю твое внимание на то, что происходит за твоей спиной.
Она отправила кусок мяса в рот и застыла.
Жуть.
— Ты могла бы обратить мое внимание до того, как началась гроза…
— Я переодевалась.
— А потом?
— Запамятовала… — это было сказано с легкой виноватой улыбкой. — Ты же понимаешь,
— То есть, — Лайма отложила столовые приборы, — мальчик сейчас там?
Она указала пальцем куда-то в стену.
Вернее, за стену.
Туда, где выл ветер, выворачивая руки деревьям, где яри лось море и в принципе было несколько… неуютно.
— Понятия не имею. — Эйту Ирму, кажется, куда сильнее волновала перепелка, нежели судьба собственного внука. — Они были так заняты… и так грубы… вполне возможно, конечно, что они вернулись, но… я также допускаю мысль, что им пришлось искать убежища в ином месте. Мне кажется, или они добавили чеснок? Знают же, что я не переношу чеснок… дорогой, а ты что думаешь?
— Чеснок — это плохо, — покорно отозвался Юргис, правда, голос его звучал как-то… отстраненно.
И смотрел он не на любовницу, а на дверь, за которой скрылась Сауле.
— Мама!
— Успокойся, дорогой. При всем моем непонимании твоего желания окружать себя личностями низкого происхождения…
Эйта Ирма подцепила вилкой кусок золотистой кожицы, поднесла к носу и замерла.
— Я вынуждена признать, что твой секретарь — неплохой маг. Он справится с такой мелочью, как щит от ветра.
А до деревни всего-то пара миль.
— Через лес, — сухо произнесла Лайма.
— Полем чуть дольше. Они молоды. Доберутся.
Мар с грохотом отодвинул стул.
— Дорогой… тебе стоит принимать успокоительные капли. Ты стал слишком эмоционален… да, определенно дикий чеснок. Вот невероятно… ищешь прислугу, платишь ей деньги, а взамен что? Вопиющая неблагодарность. Или это просто неспособность низкородных удержать хоть какую-то мало-мальски серьезную информацию в голове. Вы знаете, королевская Академия проводила исследования… мой хороший друг рассказывал. Так вот, им удалось выявить статистически значимые отличия…
— Спасибо. Я сыт.
— Между интеллектом чистокровных эйтов и… тех, в ком кровь сильно разбавлена. Или и вовсе пуста, да… теперь я в это охотно верю… чеснок… надо же было додуматься!
А вот теперь она несколько переиграла.
— Эгле…
Проигнорировать протянутую руку я бы могла, но не стала.
ГЛАВА 37
За окнами было темно.
Темень именно та, кромешная, дикая, от которой не спасут ни свечи, ни прирученное пламя, живущее в каминах. Эта темень смотрела на нас глазами Бездны и улыбалась.
Эта темень уже решила, что сожрет нас, и лишь ждала подходящего случая.
— Я должен извиниться, — Мар остановился у лестницы, ведущей на второй этаж. В полумраке львы, охранявшие ее, казались
Я разглядывала длинные тела, в которых чудилось что-то донельзя змеиное, массивные лапы и когти, что впились в мрамор.
Испещренные шрамами времени морды.
— Но местные знают правду… они не спят, а сила… наши источники всегда были слегка отравлены. И это сказывалось… на всех сказывалось.
— Йонас и вправду некромант?
— Моя матушка так считает.
— А ты?
Мар оперся на лестницу. Он выглядел нарочито расслабленным, но я не обманывалась.
— Не знаю… может, и некромант, а может, и сумасшедший.
— Ты так просто говоришь…
— Я уже смирился. Знаешь, когда твой ребенок не оправдывает твоих надежд, это неприятно. Он всегда был странным мальчиком. Замкнутым. Нервозным. Он страдал бессонницей, а после и галлюцинациями. Он придумывал истории, которые рассказывал. И был весьма убедителен… знаешь, ему было то ли восемь, то ли девять, когда он придумал себе гувернера…
— Придумал?
Тени скользили по мордам каменных тварей, и казалось, они скалятся, то ли от смеха, то ли от гнева.
— Его образованием занималась матушка. Были, конечно, учителя, но гувернер… это излишество. Мне так казалось. Йонас же… каждую нашу встречу меня ждал поток жалоб. Причем порой совершенно безумных. Матушка уговаривала потерпеть. Сперва полагала это лишь детской болезненной фантазией, способом обратить на себя внимание, но когда Йонас убил человека…
Пауза повисла в воздухе.
Она растворилась, слилась с общей серой зыбью, которая окружила нас с Маром.
— К нему приставили лакея… приглядывать… просто приглядывать. Мальчик несколько раз пытался причинить себе вред. Однажды он разбил вазу и катался на осколках, пока не разодрал спину в клочья. Вот после того случая матушка и испугалась. Я же… каюсь, я был слишком занят. Верфи… стройка… двор… не все гладко… точнее, ничего не гладко. Если бы я больше внимания уделял семье, возможно, не случилось бы беды, да… матушка вызвала меня, когда было поздно. Йонас… я точно не знаю, что произошло, но он убил того несчастного. Мне пришлось изрядно раскошелиться, чтобы замять дело.
Львы усмехались.
Веришь?
Или не веришь?
В то, что Мар раскошелился, чтобы замять дело, — вполне себе верю. Деньги — его способ. А вот что касается остального…
— Тебя здесь не было?
Он развел руками.
— Я понимаю твое недоверие, но… я сам видел тело… изуродованное до невозможности, обожженное… а Йонас только и твердил, что это суд… возомнил себя… начитался. Следовало давно закрыть доступ к библиотеке, но кто же знал. Меня в его возрасте интересовали игрушки, а не хроники темного времени.