Портрет на камне
Шрифт:
– Главное у мужика, чтобы, бл.дь, х.й стоял! – философски заметила продавщица.
– А секса у нас с тобой, Светка, не будет до самой свадьбы, – уверенно сказал Андрей. – Извини, но в этом вопросе я жутко принципиальный.
– Не поняла?! – девица вылупила пустые коровьи глаза.
– Организм у меня такой, – грустно произнес художник. – По-всякому пробовал, без штампа в паспорте не встает. Есть штамп – пожалуйста, мигом твердеет, как гранит, а налево захочется – ни-ни, словно бабка отшептала.
Скайуокер
Заподозрившая подвох Светка переводила взгляд с одного охранника на другого, пока не заметила улыбающегося Никиту. Это подействовало на девицу, как красная тряпка на быка.
Догадавшись, что ее бессовестным образом высмеивают, брюнетка рассерженной фурией подлетела к художнику и заорала благим матом, не скупясь на оскорбления. Высказавшись, она гордо направилась к двери.
– Как стремительно отгорела наша любовь! – громко, с надрывом произнес Андрей и зачерпнул ложкой наваристый борщ.
– Пошел, бл.дь, на х.й, козел дефективный! – донеслось уже с улицы.
– Наконец-то свалила, – облегченно выдохнул гравировщик. – Хоть пять минут посидим как люди.
– Радио включить? – спросил молодой чоповец. – По "Культуре" Чайковского транслировали…
– Андрей, ты попа нашего поблизости не видел? – напрягся старик. – А то прилетит сюда, как в прошлый раз, настроит свое радио "Радонеж", и будем три часа протоиереев ихних слушать.
– Не видел, – честно признался художник.
– Ну, и слава Богу!
– Воистину! – хмыкнул Скайуокер. – Держись, Андрюха! У Светки не язык, а помело, кругом разнесет, что ты – псих и импотент.
Гравировщик задумчиво посмотрел на две пустые бутылки из-под элитного алкоголя, украшавшие книжную полку с детективной и приключенческой литературой:
– Знаешь, Степан, есть женщины, для которых все отдашь, а есть бабы, на которых жалко кондом потратить. У тебя, кстати, лишний не завалялся?
– Выходишь на новый уровень? – заулыбался Скайуокер. – Будешь стрелять не только сигареты, но и резину?
– Это для Семеныча, – художник понизил голос. – Сначала повадился в моих вещах копаться, теперь лазает в наш с Юркой холодильник и жрет оттуда втихаря. Достал, сил никаких нет.
– Много сожрал? – заинтересовался Дед.
– То колбасу свистнет, то сыр, то молоко. У меня там кефир стоит. Хочу в кондом жидкого мыла плюхнуть, завязать и в бутылку засунуть. Побалую "крысу" деликатесом, пускай ни в чем себе не отказывает.
– Андрей, он сперва проблюется, а потом догадается, чья это была затея, – сказал пожилой охранник. – Помни, что тебе с ним еще работать.
– Надеюсь, подавится и сдохнет…
Порывшись
– На суде я скажу, что не хотел становиться соучастником этого преступления и глубоко опечален внезапной кончиной Семеныча… из-за твоей мыльной "кончины"!
– Я возьму всю вину на себя, – торжественно пообещал гравировщик. – Никита, ты наелся?
– Да!
– Отлично! Прокатимся с ветерком, куда тебе там было нужно…
– За Линию, – школьника вновь охватило волнение.
– В одном, Дед, ты прав: развеяться мне точно не помешает, – осклабился Андрей. – Если кто станет спрашивать, я поехал забирать ноутбук из ремонта. Вернусь не раньше шести.
Тепло распрощавшись с охранниками, художник повел Никиту назад, ко вторым воротам кладбища. На асфальтовом пятачке их поджидала серебристая "Ауди" с горбоносым водителем.
Пока школьник забирал из бытовки рюкзак, Андрей задорно плясал вокруг машины, напевая популярную композицию группы "Жуки" про "Властелина колец".
Так и не снискав аплодисментов за свое выступление, он плюхнулся на переднее сиденье и выставил локоть в окно. Никита поерзал, устраиваясь на заднем сиденье.
– Куда едем? – с легким южным акцентом спросил шофер, выруливая из ворот кладбища.
– А слабо, Петрович, до Анапы подкинуть? – улыбнулся гравировщик.
– Деньги за бензин в две стороны плати. И ремень пристегни.
– Я закурю?
– Перебьешься!
– Злой ты, – художник потянулся к магнитоле. – Тогда я петь буду. Никита, давай на два голоса?
Он поймал любимую радиоволну и выкрутил звук почти до максимума, горланя "Группу крови" "Кино".
Никита с удовольствием подпевал Виктору Цою и Андрею. Это помогало снять нервное напряжение.
Гравировщик исполнил несколько песен, показал средний палец водителю маршрутки, настырно лезущей вперед "Ауди", и принялся травить старые анекдоты, чем окончательно допек Петровича.
– Кури! – рявкнул он, сердито сжимая руль.
– Не хочу! – язвительным тоном выдал художник.
– Кури, тебе говорят!
– Ну, если ты настаиваешь… – Андрей быстро сунул в рот сигарету и смолк.
За окном промелькнул мост через железнодорожные пути, затем показались обшарпанные хрущевские пятиэтажки, пустырь, какие-то коттеджи, и наконец машина выехала на большую поляну.
Впереди раскинулась красивая лесопарковая зона.
Разглядывая золотистый свет в макушках сосен, Андрей не сразу заметил высокое недостроенное здание слева от дороги. Серая бетонная конструкция с темными провалами вместо окон и дверей, исчерченная граффити и похабными надписями, выглядела жалкой и уродливой.