Портрет на камне
Шрифт:
– Это те два могильных духа, что утром занимали у тебя деньги? – догадался Никита.
– Они самые. Как я уже говорил, мужики совершенно безобидные, хотя и выглядят устрашающе. Учитель из меня не ахти какой, но чем смогу – помогу. Во всяком случае, попытаюсь. Ну, что скажешь?
– Круто! – воспрянул духом Никита. – Только бы мама отпустила… Она у меня строгая. И еще… Ты видел, как я рисую. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за моей жопорукости.
– А кто тебя к камню-то подпустит? – рассмеялся Андрей. – Начнешь осваивать на компьютере азы графического дизайна и ретуши. Сейчас на пальцах объясню, как у нас все устроено…
Из короткого рассказа портретиста
Кроме него в конторе трудилась приемщица Алла оформлявшая заказы и типовые макеты по готовым шаблонам, а также выполнявшая простую ретушь фотографий для мастерской у третьих ворот. Возле них находился склад фирмы и два подготовительных цеха: в одном резчики по камню выпиливали плиты требуемой формы, в другом – полировали надгробия. Граверные работы по макетам Аллы выполняли мастер Василич, специализировавшийся на ручной и пескоструйной гравировке, станочник Максим, его ученик Тимур и молодой букворез Игорек. В соседнем помещении располагалась комната, облюбованная установщиками, которых возглавлял пожилой бригадир Алексей. Они монтировали готовые памятники на могилах. В местной иерархической лестнице "третьи ворота" стояли в самом низу: рядом с ними кучковались землекопы, обходчики, дворники и кладбищенские бомжи.
Работать у вторых ворот считалось более престижным. Здесь были разнообразные фирмы, торгующие похоронными принадлежностями, гробами, венками, одеждой для усопших, офис транспортной компании, владеющей десятком катафалков, небольшая организация, занимавшаяся озеленением и уходом за могилами, а также цветочный развал.
Центральные ворота являлись символом кладбищенской элиты. Возле них находились часовня и здания, где сидела местная администрация.
Андрей работал не в своей бытовке, как изначально подумалось Никите, а в располагавшейся по-соседству граверной мастерской, носившей броское название художественный цех. Портретист отвечал за сложный и нервный участок – индивидуальные оформительские решения. Алла отдавала ему заполненные бланки заказов с подробно расписанными нюансами. Клиенты просили перед гравировкой заменить покойному на фото прическу, одежду, выражение лица, "омолодить", добавить какие-то сложные элементы на памятник или нарисовать целую картину. Учитывая все запросы, Андрей делал эскизы, а его напарник Юрий разрабатывал шрифты. Мастера соединяли на компьютере эскизы, паспорта, эпитафии в единые макеты и согласовывали их с клиентами. Если работа устраивала заказчика, рисунок наносился на камень вручную, либо пескоструйным аппаратом, либо станком с ударной или лазерной головками. Нередко клиенты изменяли пожелания, требуя что-то убрать, добавить, внести какие-то исправления. Тогда процесс согласования затягивался, а стоимость готового памятника возрастала.
Помимо прочего, Андрей брал в работу старые и некачественные фотографии, восстанавливая изображения или полностью перерисовывая портреты вручную, выезжал к могилам, чтобы отреставрировать испорченные временем или неправильным обращением рисунки на надгробиях. Юрий вырубал буквы скарпелями, машинкой и ловко управлялся со станком. Ударная головка позволяла выгравировать портрет за три-пять часов, лазерная – за час, вручную Андрей успевал сделать один-два портрета в день. В сезон, с марта по ноябрь, от него требовалось сдать не меньше двадцати готовых работ за месяц.
Контора была открыта с девяти утра до шести вечера, все дни, кроме воскресенья. "Художка"
Андрей вставал едва ли не с рассветом и прямо в бытовке делал самую трудоемкую работу. Для эксклюзивных памятников он не пользовался готовыми картинками из интернета, предпочитая "фотошопной" ретуши эскизы выполненные самостоятельно, от руки. Для творчества ему нужен был покой и личное пространство.
Художник появлялся в мастерской около девяти утра, при необходимости общался с клиентами лично или по телефону. После шести вечера, когда становилось поспокойнее, Андрей вновь брался за ретушь и макеты, заполнял сводные таблицы о проделанной работе, распечатывал отчеты для Семеныча и возвращался в бытовку ближе к ночи.
В сезон граверы старались не брать выходных и отгулов, невзирая на изматывающий график. Мастера спасались от эмоционального выгорания и физической усталости долгими перекурами, литрами кофе и болтовней.
– Короче, суть работы ты уловил, а нюансы покажу на месте, – завершая рассказ, произнес Андрей. – Если не испугался и готов этим заниматься.
– Я готов! – с жаром заверил Никита.
– Большой зарплаты не обещаю, но десятку, может даже пятнашку, за месяц для тебя выбью.
– Серьезно? Так много?
– Нормально. Поваришься в нашем котле, узнаешь подводные камни. Я в пять раз больше получаю, и то проскальзывает мыслишка, бросить это мертвое царство и свалить в теплые края.
– Я с мамой поговорю. Во сколько завтра приезжать?
– Да не спеши прощаться. Заскочим к Артуру за моим ноутбуком, потом докинем тебя до дома. Если все путем, приползай в граверку к девяти утра, и вперед – на подвиг и труд.
– А документы какие нужны?
– Не парься, – серые глаза художника загадочно блеснули. – Тут по-другому вопросы решаются.
– Не понял… Объясни.
Андрей улыбнулся, спрятав руки в карманы брюк и раскачиваясь на пятках:
– Нужному человеку я тебя показал и от него возражений не будет. Семеныч побухтит для порядка, но это все – мелочи жизни.
– Он же, типа, твой начальник. Или как?
– У меня кругом начальники. Поменьше, средние и главные – одним киваешь, вторым в пояс кланяешься, перед третьими земные поклоны бьешь. А надо еще и работать успевать!
– Я окончательно запутался…
– Вавилон любит по кладбищу прошвырнуться, в каждую дыру нос засунуть, но большинство местных за людей не считает. Димон, по факту, владелец нашей фирмы, и решает, кому звездюли, кому пряники. Он же – совладелец "Витязя" и еще десятка разных контор. В тонкости не вникает, однако деньги считать умеет. Мы ему за сезон приносим хорошую прибыль, в несколько миллионов, поэтому иногда можем позволить себе всякие вольности без серьезных последствий. А Семеныч… Пугалом поставлен, чтобы совсем не расслаблялись. Теперь понятнее стало?
Никита кивнул и улыбнулся своим мыслям. Парень чувствовал, что впереди его ждет не только главное приключение лета, но и, возможно, самая яркая полоса в пока еще короткой и непростой жизни.
Глава четв"eртая
Вера Федоровна, некогда красивая, а теперь рано увядающая и безуспешно молодящаяся женщина, достигнув возраста Христа, как и многие ее сверстницы, испытывала на себе тяготы этого кризисного, переломного в жизни периода. Кроме того, она никак не могла оправиться от потери мужа, часто вспоминала его, разговаривала с заключенной в траурную рамку фотографией.