Портрет на камне
Шрифт:
Сегодня, пригласив в гости своего начальника Павла Афанасьевича, Вера впервые убрала портрет любимого в стол, и теперь мучилась угрызениями совести.
Единственная близкая подруга Зоечка поддерживала по телефону, заверяя, что в этом нет ничего такого, со смерти Петеньки прошло уже полтора года, нельзя ставить на себе крест, дому нужен хозяин, а отбившемуся от рук Никитке строгий мужской догляд.
Монотонно кивая, Вера соглашалась с подругой, только скребущие на душе кошки никак не желали успокаиваться. Ее тревогу подогревали опасения, что сын беззастенчиво врет и, возможно, связался
Работа в смену и домашние хлопоты выматывали Веру до состояния выжатого лимона. Сил на разборки с Никитой почти не оставалось. Он много сидел за компьютером, что-то рисовал, увлекался граффити и редко общался со сверстниками. После смерти отца мальчишка словно замкнулся в каком-то своем мирке, хамил, огрызался, игнорировал выданные на лето задания по литературе и всячески отлынивал от домашних обязанностей. Ему было лень помыть за собой тарелку, убраться в комнате, скосить во дворе траву.
"Все сама… Никакой помощи…" – горько вздыхала Вера, мотаясь по коттеджу то с тряпкой, то с пылесосом.
Купленный Петром большой дом – некогда счастливое семейное гнездо – превратился для нее в настоящую пытку, забирая как физические силы, так и львиную долю весьма скромной зарплаты кассира. Вера намеревалась продать опостылевшее "имение" и перебраться в город, но всякий раз откладывала поездку к риэлтору. Дом по-прежнему незримой нитью связывал ее с единственным любимым мужчиной – здесь оставались его вещи, его запах. Казалось, что Петр, как обычно, задержался в больнице и вот-вот приедет… Вера гнала прочь эти мысли, по ночам заливая подушку слезами.
Отношения с Павлом Афанасьевичем складывались сложно. Он был трижды в разводе, имел двоих детей от прежних жен, с которыми более не поддерживал никаких связей, кроме выплаты копеечных алиментов с мизерной официальной зарплаты. Свои "левые" доходы директор супермаркета успешно скрывал, тратя исключительно на себя. Он любил дорогие костюмы, машины и вкусно покушать. Последнее оказалось тем крючком, на который Вера надеялась поймать этого жирного, привыкшего к сладкой жизни карася.
За столом Павел Афанасьевич охотно демонстрировал свою важность, рассуждал на серьезные темы, попивая водочку и хрустя солеными домашними огурчиками. Вера старалась всячески ублажить гостя, но в какой-то миг все же осмелилась намекнуть, что через два месяца Никитке в школу, а значит, предстоят серьезные траты. Павел Афанасьевич согласно кивнул, потянувшись за пирогом.
Пока гость жевал, воображение Веры рисовало страшные картины: сын "забивает" на учебу, "пролетает" с университетом, попадает в армию, там его морально калечат, превращая в тупого отморозка, который грабит прохожих, а дальше – суд, тюрьма и смерть в жестокой драке уголовников.
О зонах и зеках Вера имела очень смутные представления, но по рассказам всезнающей подруги типичный арестант являл из себя уродливого лысого мужика с железными зубами, наколками, вонючего и грубого, в мятой робе и с характерным блатным говорком.
"Это клеймо на всю жизнь… Нормальными оттуда не выходят", – размышляла Вера, страшась
Она была готова пожертвовать свое тело любому мало-мальски состоятельному мужчине, лишь бы тот принудил парня взяться за ум и обеспечил его достойное будущее. О личном счастье Вера уже не задумывалась. Она понимала, что в ее жизнь никогда не ворвется молодой импозантный красавец, не станет ухаживать, осыпая цветами и подарками, носить на руках и читать стихи под луной. Кому нужна вдова "за тридцать" с подростком-"прицепом"? В таком положении, пузатый и лысеющий Павел Афанасьевич виделся последним подарком судьбы.
Вера отчаянно уцепилась за этот шанс, теша себя надеждой, что все еще наладится, будет у них семья. Лишь бы Никита не подвел. Он воспринимал потенциального отчима в штыки, демонстрируя худшие стороны психического инфантилизма вкупе с оголтелым подростковым максимализмом.
Вчерашний побег сына из дома Вера сочла весьма удачным стечением обстоятельств. Замкнутый и озлобленный парень, яростно защищая свою территорию, наверняка испортил бы Павлу Афанасьевичу и настроение, и аппетит.
– Нечего с ним сюсюкаться! Не маленький. Пятнадцать лет уже, вымахал лоб здоровенный на твою шею! – возмущалась Зоечка. – Понимать должен, что мать для него старается. Так и вырастают эгоистами, слова им не скажи! Из-за игр своих компьютерных совсем озверели. Ишь бесится он, дверями хлопает. Отключи на неделю интернет и денег не давай ни копейки. Увидишь, мигом станет шелковым.
Верочка признавала правоту подруги, но не хотела идти на крайние меры и окончательно портить отношения с сыном.
– Поговорю еще раз… Попробую убедить… Тяжко ему без отца… – падали в телефонную трубку полные горечи слова.
Около пяти вечера морально измученная и уставшая Вера, перемыв всю посуду после отбывшего восвояси гостя, наконец-то доползла до кресла и рухнула в него подстреленной птицей.
Через десять минут в дом вошел Никита. Женщина инстинктивно сжалась, готовясь увидеть хмурое лицо сына и выслушать колкие упреки.
Школьник едва ли не бегом пронесся по лестнице вверх. От его топота в коридоре у Веры закололо под сердцем. Когда раздался стук в дверь, женщина была уже в предобморочном состоянии.
– Мам! – зазвенел переполненный радостью голос. – Ты дома?
– Дома… Заходи.
Подросток перелетел через порог, как тропический тайфун, оглушающий и сметающий все на своем пути:
– Нам надо срочно поговорить!
– Тише, не кричи… – она прижала ладонь ко лбу, морщась от источаемого сыном густого сигаретного амбре. – У меня очень болит голова. Может, завтра пообщаемся?
– Это срочно! – напомнил Никита.
– Смартфон нашелся?
– Нет. Совсем другая тема!
– Ну, слушаю, говори…
– Короче! Я тут подумал, что хочу подзаработать денег и к сентябрю купить новый. Ты как на такое смотришь?
– Куда тебя возьмут? Только листовки под дождем раздавать или на раскопки, весь день лопатой махать за пятьдесят рублей. Грыжу там заработаешь, а не смартфон.
– Я уже на кладбище договорился.
И без того бледная Вера стала белее снега: