Портрет с девятью неизвестными
Шрифт:
Комната, в которой происходило это действо, выглядела мрачной и пугающей. Тусклый свет лампы бросал длинные, искажённые тени на стены. Эти тени, казалось, ожили. Они двигались, словно наблюдали за мучениями Эмиля, глумливо скользя по потолку и стенам. Они напоминали фигуры, изломанные и странные, которые, казалось, питались его агонией.
Холод наполнил комнату, пропитав каждый её угол. Воздух, который прежде был тяжёлым, теперь стал словно застывшим, неподвижным, как в подвале, где давно не бывает света. Тишина была пронзительной, но она не приносила
Его ноги дрожали, колени непроизвольно подгибались, будто тело пыталось найти опору там, где её не существовало. Руки, всё ещё обхватывающие шею, сжимались так, что суставы белели, а пальцы, казалось, теряли свою форму. Лицо Эмиля, покрытое потом, выглядело так, будто он пытался вырваться из собственного тела.
Его бледная кожа отражала свет лампы, делая его образ ещё более жутким. Тени, отбрасываемые его телом, будто вырывались из стен, накладывались друг на друга, создавая видение чего-то зловещего, чего-то, что никто не смог бы описать.
Всё в комнате замерло. Но этот покой был обманчивым. Он был пронизан ужасом, который нельзя увидеть или услышать, но который ощущался на коже, как электрический разряд. Казалось, что само время остановилось, наблюдая за тем, как душа Эмиля борется со своей невидимой тенью.
Никто не видел, как его тело выгибается в последнем усилии. Никто не слышал, как слабые хрипы постепенно затихают, растворяясь в этой неестественной тишине. Комната была пустой, её стены молчали, а тени оставались верными свидетелями происходящего, зловеще застыв в своём странном танце.
Эмиль открыл глаза, и на мгновение всё вокруг словно утратило связь с реальностью. Его взгляд остановился на фигуре, которая склонилась над ним. Это была Луиза, но не та, которую он помнил. Её лицо было неестественно бледным, будто вырезанным из воска, а глаза сияли зловещим светом, полным осуждения и гнева. Её губы остались неподвижными, но голос раздался чётко, как будто он исходил не из её рта, а из самого пространства.
– Ты должен был помочь, – произнёс голос, наполненный ледяным упрёком.
Эмиль хотел ответить, но не смог. Его горло сдавливали невидимые силы, и он чувствовал, как каждая попытка вдохнуть превращается в агонию. Его руки продолжали крепко сжимать собственное горло, но теперь казалось, что это не он управляет ими. Пальцы, будто чужие, оставляли глубокие следы, впиваясь в кожу всё сильнее.
Он пытался отвести взгляд, но глаза Луизы удерживали его. Они горели, словно два угля, наполненные бессмертной яростью. В этих глазах не было ничего человеческого, только нескончаемый упрёк, который проникал глубже, чем боль в его теле. Он видел в них всю тяжесть своей вины, всю беспомощность, от которой он пытался бежать, и всё, чего он боялся.
Его ноги судорожно дёрнулись, тело изогнулось в последней, отчаянной попытке освободиться. Ему казалось, что его душу вытягивают из тела, погружая её в бесконечную пустоту. Каждый нерв горел,
– Ты оставил меня, – продолжал звучать голос, становясь громче и резче. – Ты знал, но ничего не сделал.
Её лицо стало ещё ближе, её светящиеся глаза заполнили весь его мир. Он чувствовал, как остатки его сил покидают его тело. Тьма, уже окружавшая его, теперь проникала внутрь, заполняя каждый уголок его сознания. Ещё одно судорожное движение ног, ещё один хрип – и всё прекратилось.
Эмиль застыл. Его тело обмякло, но руки всё ещё оставались на горле, словно замёрзшие в последнем движении. Глаза, открытые и застывшие, выражали ужас, который нельзя было описать словами. Лицо Луизы исчезло, но её присутствие осталось в комнате, тяжёлое, зловещее, как холодный ветер, который больше никто не почувствовал.
Теперь всё было тихо. Тишина, наполненная гнетущим ощущением, казалась громче любых звуков. Лишь тусклый свет лампы падал на застывшее лицо Эмиля, подчёркивая искажение его черт, как будто его душа всё ещё пыталась вырваться из той бездны, в которую её втянули…
Утро в «Ля Вертиж» было пропитано тяжестью, которая ощущалась с первых мгновений. Снаружи метель бушевала так яростно, что казалось, будто само время замерло внутри отеля. Гости, собравшиеся в гостиной, пытались не смотреть друг на друга, но молчание стало настолько ощутимым, что каждый звук – будь то скрип стула или звон чашки – казался слишком громким.
Пьер, стоявший у камина, глядел в огонь, словно пытаясь найти в его пляшущих языках ответ. Его взгляд стал острым, лишь когда он обернулся к столу. За ним уже сидели Катрин и Ренар. Только Эмиль отсутствовал.
– Он всё ещё в своей комнате? – пробормотал Пьер, но его голос был больше похож на риторический вопрос.
– Странно, – забеспокоилась Катрин.
Ренар посмотрел на Пьера, затем на Катрин.
– Возможно, он просто решил остаться в комнате, – предположил он, но его тон был слишком натянутым, чтобы прозвучать убедительно. – Или…
Пьер отвернулся, его пальцы крепче сжали подлокотник кресла.
– Что-то здесь не так, – глухо сказал он. – Слишком много тишины.
Дверь гостиной тихо распахнулась, впуская инспектора Дюрока. Он остановился на пороге, его взгляд сразу скользнул к пустому месту за столом.
– Где Эмиль? – спросил он коротко.
Катрин подняла глаза, её руки нервно скользнули по краю чашки.
– Не спускался, – ответила она, её голос прозвучал чуть громче, чем она ожидала.
Дюрок промолчал, но его челюсть напряглась. Его взгляд стал мрачнее. Он шагнул к двери, его движения были быстрыми, но сдержанными, как у человека, который знал, что идёт к чему-то ужасному.
– Я проверю, – бросил он через плечо.
Катрин и Ренар тут же поднялись, последовав за ним. Пьер, немного поколебавшись, пошёл следом. Их шаги звучали гулко в тишине, наполняя коридор звуком, который напоминал удары сердца.