Поручик Ржевский или Любовь по гусарски

Ульев Сергей

Пересилив себя, он взглянул на графиню. Лицо старухи не было ни добрым, ни злым. И если она и была похожа на божество, то скорее всего на фурию.

Давыдов почесал дулом пистолета бровь.

– Полно пгитвогяться Спящей кгасавицей, ггафиня, Не пытайтесь меня убедить, что можно спать с откгытыми глазами... Говогю же вам, у нас в полку недокомплект по части огужия. Неужто вы чужды до патгиотических чувств?

Молчание старухи донимало Давыдова все больше. Его палец нервно подрагивал на спусковом крючке, а дуло недвусмысленно поглядывало в сторону распростертой на постели

старухи.

– Ггафиня, я отказываюсь вас понимать!
– возмутился Давыдов.
– Почему вы столь глухи к нуждам нашей агмии? Вы хотите, чтобы гусские гусагы остались без пистолетов? Стыдитесь, ггафиня, ваша молодость пгишлась на цагствование Екатегины Великой. На вашей памяти Гумянцев бивал тугок, а Сувогов пегешел чегез Альпы. Или боевая слава Отечества для вас - пустой звук?

Ответом ему было все то же молчание.

– Чегт возьми!
– воскликнул Давыдов.
– Тепегь я понимаю, какому дьяволу вы пгодали свою душу. Это был фганцузский дьявол. Это был Наполеон Бонапагт!

Ржевский под кроватью едва удерживался от смеха. Сидевший в шкафу корнет, напротив, весь обратился во слух, надеясь, что графиня таки расколется.

Между тем Давыдов совсем разошелся.

– Вы - фганцузская шпионка, ггафиня, - говорил он, целясь из пистолета старухе прямо в лоб.
– Я гаскусил вас. Даю вам последний шанс искупить свои ггехи пегед Отечеством. Откгойте мне вашу тайну. Считаю до тгех.

Но старуха и ухом не вела.

– Газ!
– грозно произнес Давыдов.
– Два!.. В последний газ, ггафиня, пгедлагаю вам покаяться. Молчите? Ну что ж. Два с четвегтью!.. Подумайте, вы еще не так плохо выглядите. Быть может, и до лета бы дотянули, а ведь я вас сейчас хлопну, ей-богу, для такого случая пули не пожалею. Опять молчите? Пеняйте на себя! Два с половиной... О домашних бы своих подумали. Каково им будет хогонить вас в такую стужу? На улице могоз под согок ггадусов. Заболеют все к чегтовой матеги!

Ржевский закрыл ладонью рот, давясь от смеха. Корнет Васильков затаил дыхание.

– Ггафиня, я не шучу, - сказал Давыдов, страшно побледнев от решимости покончить с преступной старухой раз и навсегда.
– Ну что ж... молись, фганцузская шпионка!

И тут за дверью раздались шаги.

Давыдов быстро спрятался за штору.

Дверь открылась, и в покои графини вошел... граф Долбухин.

Еще находясь в коридоре, он слышал доносившуюся из спальни человеческую речь, теперь же, увидев, что в комнате никого, кроме графини, нет, - рассудил, что это было всего лишь извечное бормотание старухи. Ее привычка разговаривать с самой собой ни для кого не составляла секрета.

Бросив мимолетный взгляд на графиню, Долбухин убедился по ее раскрытым глазам, что она не спит. Этого ему было достаточно.

– Дорогая grand"maman, простите, что потревожил ваш покой, - ласково сказал он.
– Но я надеялся, что вы не спите.

Он сел в кресло у окна и, по аристократической привычке избегая смотреть на старую даму в ночных одеждах, заговорил спокойным и вкрадчивым голосом:

– Сегодня со мной случилась пренеприятнейшая история. Я был в компании и много выпил.

Монотонный голос графа действовал

на Ржевского усыпляюще. Веки поручика сами собой сомкнулись, и он задремал.

– Мы, кроме того что пили, еще играли в карты, - продолжал свой рассказ Долбухин.
– И я невольно сболтнул лишнее, а именно, что вам известна тайна влияния планет на карты. Все, кто это слышал, закоренелые понтёры, игроки отчаянные и жадные. Таким образом, за вашу жизнь, драгоценная моя grand"maman, я теперь не дам и полкопейки. Вот так. Вы уж простите меня за откровенность. Я вас не пугаю - упаси бог!
– но как внук считаю своим долгом предупредить.

Долбухин сделал паузу, ожидая, что на это ответит графиня.

– Угум-м, - промычал во сне Ржевский.

– Я вижу, вы взволнованы, - сказал граф.
– И правильно... Вас будут пытать. Уж поверьте мне, эти люди ни перед чем не остановятся. Они заставят вас вспомнить, как звали покойную жену Тутанхомона - не то, что, какие-то там три карты.
– Долбухин постепенно все больше распалялся.
– Не ровен час, на мороз вынесут и слепят из вас снежную бабу. Или приставят пистолет к виску: "Говори, бабка, где деньги!" - Граф вдруг забрюзжал слюной, замахал руками.
– То есть не деньги, а "карты, карты где?" Тьфу, дьявол, запутался!.. Они не то скажут, они скажут: "Отвечай, шельма старая, какие ты знаешь сочетания карт и планет? Отвечай, а не то весь дух из тебя вышибем!"

С трудом взяв себя в руки, граф тщательно вытер губы платком. И продолжал уже спокойнее:

– И не дай вам бог, grand"maman, назвать этим господам не те комбинации. Не дай бог! Они вас убьют, и будут правы. Но даже если вы им все честно расскажете, они вас все равно убьют, чтобы не оставлять свидетелей. Вот так. Вы спросите меня, а что же вам тогда, старой дур... э-э... бедняжке, делать?

– Уи-фф, - подал голос дремлющий под кроватью Ржевский.

– А я вам отвечу. Вы должны открыть эту тайну мне. И когда к вам заявятся эти понтёры, валите все на меня. Дескать, о вашей тайне уже внучек все выведал. Они на вас... то есть не на вас, а... они, в общем, плюнут и уйдут. И меня станут бить, а у меня уже деньги на лечение есть! Мё компрёнэ ву?

– Уи, - всхрапнул поручик.

– Превосходно! В таком случае назовите мне счастливые комбинации. И покончим с этим.

Граф Долбухин впервые за последнее время взглянул на старуху, и вдруг почувствовал что-то неладное. Выражение, застывшее на лице старой графини, было какое-то странное: бессмысленное и вместе с тем нелепое до жути.

Долбухин два раза громко кашлянул. Старуха не шевельнулась.

И тут его прошиб холодный пот, и кожа на спине вмиг сделалась гусиной.

– Ау, grand"maman, - позвал он, не вставая с кресла.
– Аделаида Петровна, вы меня слышите? Ау, аушки!

Старуха молчала.

Подойдя к кровати, граф для верности пощелкал перед ее носом костяшками пальцев.

– Куть-куть-куть...

Старуха смотрела перед собой не мигая.

– Го-то-ва, - по слогам прошептал Долбухин.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день...

Он закрыл ей глаза. Ему вдруг стало душно. Он кинулся к окну. Отдернул штору.