Поселенцы (= Пионеры) [старая орфография]
Шрифт:
— Постой! Должно быть Чингахгока, — гахъ, что на нашемъ язык значитъ большая змя. Имя надо исправить, ибо индйское имя всегда иметъ глубокое значеніе.
— Ошибка исправится, Натти; послушайте дальше. «Онъ былъ послдній изъ своего народа и не могъ разстаться съ страною своихъ предковъ. Ошибки его были ошибки индйца, но добродтели — врнаго человка».
— Ахъ, Оливеръ, никогда вы не сказали боле справедливаго слова. Еслибъ только вы знали его въ молодости. Онъ былъ добръ, вренъ, храбръ и прямодушенъ. Но, все равно, время мое пришло, и мн надо идти.
— Идти!
Кожаный-Чулокъ отвернулся, не отвчая, поднялъ съ земли большой узелъ и осторожно взбросилъ его на плечо.
— Вы хотите идти? сказала Елисавета, быстро подойдя къ Натти. — Вамъ боле не слдуетъ рисковать въ глубокіе лса — это положительно неблагоразумно. У него въ мысляхъ врно идти на дальнюю охоту.
— Жена права, Натти, сказалъ Эдуардъ: вдь вамъ нтъ надобности подвергаться утомленію. Бросьте вашъ узелъ и охотьтесь въ нашемъ сосдств, если не можете спокойно оставаться дома.
— Утомленію? съ улыбкой возразилъ Натти. — Это удовольствіе блуждать по лсамъ, и даже лучшее, какимъ только я могу пользоваться на земл.
— Нтъ, вамъ уже нельзя совершать такія дальнія путешествія, сказала Елисавета настоятельно, тронувъ своею нжною рукою узелъ Натти. — Онъ хочетъ идти далеко, потому что я чувствую его походный скарбъ и запасную пороховницу. Онъ не долженъ уйти, Оливеръ! Мы должны удержать его! Вспомни только, какъ скоро умеръ отъ этого Чингахгокъ.
— Я зналъ очень хорошо, какъ тяжело разставаться, дти мои, сказалъ Натти, качая головой, потому и хотлъ, взглянуть только еще разъ на эти гробницы и затмъ потихоньку уйти. Я думалъ, что вы не осудите этого, ибо сердце мое остается близъ васъ, хотя бы старое тло и блуждало по пустын.
— Но куда же ты собственно хочешь идти? спросилъ Оливеръ, глубоко тронутый.
Старый охотникъ доврчиво приблизился и сказалъ:
— Видишь, мой другъ, я слышалъ, что y большихъ озеръ на той сторон есть лучшая охота и что тамъ можно блуждать долгое время, не встртивъ ни одного благо. Мн уже довольно этой жизни на открытыхъ мстахъ, и хотя я глубоко привязанъ къ вамъ, но все-таки меня что-то влечетъ въ лса.
— Но разв здсь не довольно лса? спросила Елисавета: — разв эти безконечныя рощи не лса?
— Ахъ, дитя мое, немного лса ничего не значить для человка, привыкшаго съ раннихъ лтъ къ пустын. Какъ я могу назвать лсами нсколько деревъ. Хорошъ лсъ, гд я каждый день выхожу на новыя поляны. Нтъ, я боле не могу выдержать съ тхъ поръ, какъ потерялъ моего врнаго товарища Чингахгока.
— Все это такъ внезапно, сказала Елисавета съ чувствомъ. — Я думала, что вы навсегда будете жить съ нами и здсь умрете. Мы построимъ вамъ хижину, гд вы пожелаете, но не слишкомъ далеко отъ насъ, чтобы мы отъ времени до времени могли видть, не терпите ли вы въ чемъ нужды.
— Не заботьтесь обо мн, дти! возразилъ Натти. — Я въ рукахъ Бога, который все приводить къ благополучному окончанію. Меня трогаетъ ваше доброе намреніе, но нашъ образъ мыслей не сходится. Я люблю лса, вы же находите удовольствіе въ обществ людей. Каждое созданіе Божіе иметъ свое назначеніе, и я созданъ для пустыни.
Посл этихъ словъ молодые люди оставили всякую попытку удержать Натти. Елисавета плакала, a Оливеръ вынулъ свой бумажникъ и, взявъ изъ него пачку банковыхъ билетовъ, подалъ ее охотнику.
— Хорошо, сказалъ онъ, такъ возьмите по крайней мр это на дорогу и спрячьте хорошенько: въ часъ нужды это можетъ оказать вамъ хорошую услугу.
Натти взялъ билеты и сталъ разсматривать ихъ съ любопытствомъ.
— Такъ это обращики новомодныхъ денегъ, которыя длаютъ теперь въ государств? сказалъ онъ. — Это можетъ быть хорошо для того, кто уметъ читать, но не для меня. Возьмите это назадъ, мой другъ, потому что мн это не можетъ быть полезнымъ. Я купилъ y француза большой запасъ пороха, a свинца я достану везд. Впрочемъ, мн не нужно ничего, кром пыжей, a для нихъ я взялъ дикой кожи. Елисавета, дайте мн поцловать васъ въ щеку и прощайте. Да будетъ надъ вами благословеніе Божіе!
— Натти, еще разъ прошу васъ, останьтесь y насъ! воскликнула Елисавета, глубоко тронутая: — Не уходите! Останьтесь хоть для меня! Судьба ваша будетъ для меня вчной и непрестанной заботой, и въ страшныхъ снахъ я всегда буду видть васъ въ борьб съ опасными зврями, которыми вы будете умерщвляемы и раздираемы. Останьтесь Натти, если не для себя, то хоть для меня!
— Елисавета! такіе страшные сны не будутъ долго безпокоить васъ, и съ помощію Божіею скоро прекратятся, торжественно возразилъ старый охотникъ: — Положитесь только на Всевышняго и на вашего супруга, милое дитя, и тогда наврно мысль о старик, каковъ я, не будетъ такъ болзненна. Я буду молиться, чтобъ не забылъ васъ Господь, царствующій какъ въ пустыняхъ, такъ и здсь; буду молиться, чтобъ Онъ руководилъ ваши шаги до великаго дня, когда блые и краснокожіе встртятся y его судилища, чтобъ получить справедливыя возмездія и наказанія.
Елисавета всхлипывая смолкла, и Натти почтительно поцловалъ на прощанье ее въ щеку, между тмъ какъ Оливеръ схватилъ его руку и сжалъ ее съ судорожной силой. Потомъ старикъ крпче подтянулъ свой поясъ и приготовился идти. Нсколько разъ пытался онъ говорить, но слова его останавливались въ горл. Наконецъ, взбросивъ ружье на плечо, онъ воскликнулъ громкимъ, раздавшимся далеко по лсу, голосомъ:
— Впередъ, все впередъ, Гекторъ! Прочь вы, старыя животныя, вы устанете прежде чмъ мы достигнемъ цли нашего путешествія!
При такомъ восклицаніи собака мгновенно вскочила, обжала нсколько разъ кругомъ гробницъ, приласкалась на прощанье къ молодымъ людямъ и затмъ послушно послдовала за своимъ господиномъ. Елисавета и Оливеръ упали другъ другу въ объятіи и въ глубокой горести стояли нкоторое время обнявшись.
— Онъ ушелъ! воскликнулъ наконецъ Эффингамъ. Елисавета подняла лицо и увидала стараго охотника, который на опушк лса остановился и оглянулся въ послдній разъ. Замтивъ, что на него смотрятъ, онъ быстро провелъ рукой по глазамъ и сдлалъ знакъ послдняго прощанья; потомъ обернулся снова, кликнулъ своихъ собакъ и исчезъ за деревьями.