Что-то мне волны лазурные снятся,Катятся, ластятся, жмутся, теснятся,Мчатся назад и в обход.Нет, не привычное Черное море,А миражи в незнакомом просторе,Белый, как соль, пароход.Плыть? Но куда? На огней вереницу.В Геную, Падую, Специю, Ниццу.Что там, не видно ль земли?Странно: в глаза не глядят мне матросы.Крепко натянуты мощные тросы.Нет, не Везувий вдали.Припоминаю, что был уже случай.Мне отвечают: «Себя ты не мучай,Детские страхи откинь».Нет, не в Италии мы и не в Польше.Что-то мне это не нравится больше:Гладь не такая и синь.Так Баратынский с его пироскафомДумал увидеть, как мячик за шкафом,Влажный Элизий земной,Башни
Ливурны, а ждал его тесныйЯщик дубовый, Элизий небесный,Серый кладбищенский зной.
«Читая шинельную оду…»
Читая шинельную одуО свойствах огромной страны,Меняющей быт и погодуРаз сто до китайской стены,Представил я реки, речушки,Пустыни и Берингов лед –Всё то, что зовется: от КушкиДо Карских студеных Ворот.Как много от слова до словаПространства, тоски и судьбы!Как ветра и снега от ЛьвоваДо Обской холодной губы.Так вот что стоит за плечамиИ дышит в затылок, как зверь,Когда ледяными ночамиНе спишь и косишься на дверь.Большая удача – родитьсяВ такой беспримерной стране.Воистину есть чем гордиться,Вперяясь в просторы в окне.Но силы нужны и отвагаСидеть под таким сквозняком!И вся-то защита – бумагаДа лампа над тесным столом.
Буквы
В латинском шрифте, видим мы,Сказались римские холмыИ средиземных волн барашки,Игра чешуек и колец.Как бы ползут стада овец,Пастух вино сосет из фляжки.Зато грузинский алфавитНа черепки мечом разбитИль сам упал с высокой полки.Чуть дрогнет утренний туман –Илья, Паоло, ТицианСбирают круглые осколки.А в русских буквах «же» и «ша»Живет размашисто душа,Метет метель, шумя и пенясь.В кафтане бойкий ямщичок,Удал, хмелен и краснощек,Лошадкой правит, подбоченясь.А вот немецкая печать,Так трудно буквы различать,Как будто марбургские крыши.Густая готика строки.Ночные окрики, шаги.Не разбудить бы! Тише! Тише!Летит еврейское письмо.Куда? – Не ведает само,Слова написаны, как ноты.Скорее скрипочку хватай,К щеке платочек прижимай,Не плачь, играй… Ну что ты? Что ты?
«И если в ад я попаду…»
И если в ад я попаду,Есть наказание в адуИ для меня: не лед, не пламя!Мгновенья те, когда я могРискнуть, но стыл и тер висок,Опять пройдут перед глазами.Всё счастье, сколько упустил,В саду, в лесу и у перил,В пути, в гостях и темном море…Есть казнь в аду таким, как я:То рай прошедшего житья,Тоска о смертном недоборе.
«Вот сижу на шатком стуле…»
Вот сижу на шатком стулеВ тесной комнате моей,Пью вино «напареули»,Что осталось от гостей.Мы печальны – что причиной?Нас не любят – кто так строг.Всей спиною за гардинойБелый чувствую снежок.На подходе зимний праздник,Хвоя, вата, серпантин.С каждым годом всё прекраснейСнег и запах легких вин.И любовь от повтореньяНе тускнеет, просто в нейБольше знанья и терпеньяИ немыслимых вещей.
«Скатерть, радость, благодать!..»
Скатерть, радость, благодать!За обедом с проволочкойПод столом люблю сгибатьКрай ее с машинной строчкой.Боже мой! Еще живу!Всё могу еще потрогатьИ каемку, и канву,И на стол поставить локоть!Угол скатерти в горсти.Даже если это слабость,О бессмыслица, блести!Не кончайся, скатерть, радость!
Семидесятые
«Письмо» (1974)
«Эти вечные счеты, расчеты, долги…»
Эти вечные счеты, расчеты, долгиИ подсчеты, подсчеты.Испещренные цифрами черновики.Наши
гении, мученики, должники.Рифмы, рядом – расходы.То ли в карты играл? То ли в долг занимал?Было пасмурно, осень.Век железный – зато и презренный металл.Или рощу сажал и считал, и считал,Сколько высадил елей и сосен?Эта жизнь так нелепо и быстро течет!Покажи, от чего начинать нам отсчет,Чтоб не сделать ошибки?Стих от прозы не бегает, наоборот!Свет осенний и зыбкий.Под высокими окнами, бурей гоним,Мчится клен, и высоко взлетают над нимМедных листьев тройчатки.К этим сотням и тысячам круглым твоимПриплюсуем десятки.Снова дикая кошка бежит по пятам,Приближается время платить по счетам,Всё страшней ее взгляды:Забегает вперед, прижимает к кустам –И не будет пощады.Всё равно эта жизнь и в конце хороша,И в долгах, и в слезах, потому что свежа!И послушная рифма,Выбегая на зов, и легка, как душа,И точна, точно цифра!
«У меня зазвонил телефон…»
У меня зазвонил телефон.То не слон говорил. Что за стон!Что за буря и плач? И гудки?И щелчки, и звонки. Что за тон!Я сказал: «Ничего не слыхать».И в ответ застонало опять,Загудело опять, и едваДолетали до слуха слова:«Вам звонят из Уфы». – Перерыв.«Плохо слышно, увы». – Перерыв.«Все архивы Уфы перерыв,Не нашли мы, а вы?» – Перерыв.«Все труды таковы, – говорю. –С кем, простите, сейчас говорю?»«Нет, простите, с кем мы говорим?В прошлый раз говорили с другим!»Кто-то в черную трубку дышал.Зимний ветер ему подвывал.Словно зверь, притаясь, выжидал.Я нажал рычажок – он пропал.
Сон
Я ли свой не знаю город?Дождь пошел. Я поднял ворот.Сел в трамвай полупустой.От дороги ТурухтаннойПо Кронштадтской… вид туманный…Стачек, Трефолева… стой!Как по плоскости наклонной,Мимо темной Оборонной.Всё смешалось… не понять…Вдруг трамвай свернул куда-то,Мост, канал, большого садаТемень, мост, канал опять.Ничего не понимаю!Слева тучу обгоняю,Справа в тень ее вхожу,Вижу пасмурную воду,Зелень, темную с исподу,Возвращаюсь и кружу.Чья ловушка и причуда?Мне не выбраться отсюда!Где Фонтанка? Где Нева?Если это чья-то шутка,Почему мне стало жуткоИ слабеет голова?Этот сад меня пугает,Этот мост не так мелькает,И вода не так бежит,И трамвайный бег бесстрастныйПриобрел уклон опасный,И рука моя дрожит.Вид у нас какой-то сирый.Где другие пассажиры?Было ж несколько старух!Никого в трамвае нету.Мы похожи на комету,И вожатый слеп и глух.Вровень с нами мчатся рядомВсе, кому мы были радыВ прежней жизни дорогой.Блещут слезы их живые,Словно капли дождевые.Плачут, машут нам рукой.Им не видно за дождями,Сколько встало между намиУлиц, улочек и рек.Так привозят в парк трамвайныйНе заснувшего случайно,А уснувшего навек.
«Кто-то плачет всю ночь…»
Кто-то плачет всю ночь.Кто-то плачет у нас за стеною.Я и рад бы помочь –Не пошлет тот, кто плачет, за мною.Вот затих. Вот опять.«Спи, – ты мне говоришь, – показалось».Надо спать, надо спать.Если б сердце во тьме не сжималось!Разве плачут в наш век?Где ты слышал, чтоб кто-нибудь плакал?Суше не было век.Под бесслезным мы выросли флагом.Только дети – и те,Услыхав: «Как не стыдно?» – смолкают.Так лежим в темноте.Лишь часы на столе подтекают.Кто-то плачет вблизи.«Спи, – ты мне говоришь, – я не слышу».У кого ни спроси –Это дождь задевает за крышу.Вот затих. Вот опять.Словно глубже беду свою прячет.А начну засыпать –«Подожди, – говоришь, – кто-то плачет!»