Человек привыкаетКо всему, ко всему.Что ни год получаетПо письму, по письму.Это в белом конвертеЕму пишет зима.Обещанье бессмертья –Содержанье письма.Как красив ее почерк!Не сказать никому.Он читает листочекИ не верит ему.Зимним холодом дышитУ реки, у пруда.И в ответ ей не пишетНикогда, никогда.
«Конверт какой-то странный, странный…»
Конверт какой-то странный, странный,Как будто даже самодельный,И штемпель смазанный, туманный,С пометкой давности недельной,И марка странная, пустая,Размытый образ захолустья:Ни президента Уругвая,Ни Темзы, – так, какой-то кустик.И
буква к букве так теснятся,Что почерк явно засекречен.Внизу, как можно догадаться,Обратный адрес не помечен.Тихонько рву конверт по краюИ на листе бумаги плотномС трудом по-русски разбираюСлова в смятенье безотчетном.«Мы здесь собрались кругом теснымТебя заверить в знак вниманьяВ размытом нашем, повсеместном,Ослабленном существованье.Когда ночами (бред какой-то!)Воюет ветер с темным садом,О всех не скажем, но с тобой-то,Молчи, не вздрагивай, мы рядом.Не спи же, вглядывайся зорче,Нас различай поодиночке».И дальше почерк неразборчив,Я пропускаю две-три строчки.«Прощай! Чернила наши блеклы,А почта наша ненадежна,И так в саду листва намокла,Что шага сделать невозможно».
Лавр
Не помнит лавр вечнозеленый,Что Дафной был, и бог влюбленныйЕго преследовал тогда;К его листве остроконечнойПодносит руку первый встречныйИ мнет, не ведая стыда.Не помнит лавр вечнозеленый,И ты не помнишь, утомленныйПутем в Батум из Кобулет,Что кустик этот глянцевитый,Цветами желтыми увитый,Еще Овидием воспет.Выходит дождик из тумана,Несет дымком из ресторана,И Гоги в белом пиджакеНе помнит, сдал с десятки сдачуИль нет… а лавр в окне маячит…А сдача – вот она, в руке.Какая долгая разлука,И блекнет память, и подругаЗабыла друга своего,И ветвь безжизненно упала,И море плещется устало,Никто не помнит ничего.
«Ну прощай, прощай до завтра…»
Ну прощай, прощай до завтра,Послезавтра, до зимы.Ну прощай, прощай до марта.Зиму порознь встретим мы.Порознь встретим и проводим.Ну прощай до лучших дней.До весны. Глаза отводим.До весны. Еще поздней.Ну прощай, прощай до лета.Что ж перчатку теребить?Ну прощай до как-то, где-то,До когда-то, может быть.Что ж тянуть, стоять в передней.Да и можно ль быть точней?До черты прощай последней,До смертельной. И за ней.
«Я к ночным облакам за окном присмотрюсь…»
Я к ночным облакам за окном присмотрюсь,Отодвинув суровую штору.Был я счастлив – и смерти боялся. БоюсьИ сейчас, но не так, как в ту пору.Умереть – это значит шуметь на ветруВместе с кленом, глядящим понуро.Умереть – это значит попасть ко дворуТо ли Ричарда, то ли Артура.Умереть – расколоть самый твердый орех,Все причины узнать и мотивы.Умереть – это стать современником всех,Кроме тех, кто пока еще живы.
«Расположение вещей…»
Расположение вещейНа плоскости стола,И преломление лучей,И синий лед стекла.Сюда – цветы, тюльпан и мак,Бокал с вином – туда.«Скажи, ты счастлив?» – «Нет». – «А так?»«Почти». – «А так?» – «О да!»
«Какое счастье, благодать…»
Какое счастье, благодатьЛожиться, укрываться,С тобою рядом засыпать,С тобою просыпаться!Пока мы спали, ты и я,В саду листва шумелаИ с неба темные краяСверкали то и дело.Пока мы спали, у столаЧудак с дремотой спорил,Но спал я, спал, и ты спала,И сон всех ямбов стоил.Мы спали, спали… НаравнеС любовью и бессмертьемДавалось даром то во сне,Что днем – сплошным усердьем.Мы спали, спали, вопреки,Наперекор, вникалиВ узоры сна и завитки,В детали, просто спали.Всю ночь. Прильнув к щеке щекой.С доверчивостью птичьей.И в беззащитности такойСходило к нам величье.Всю ночь в наш сон ломился гром,Всю ночь он ждал ответа:Какое
счастье – сон вдвоем,Кто нам позволил это?
«Уходит лето. Ветер дует так…»
Уходит лето. Ветер дует так,Что кажется, не лето – жизнь уходит,И ежится, и ускоряет шаг,И плечиком от холода поводит.По пням, по кочкам, прямо по воде.Ей зимние не по душе заботы.Где дом ее? Ах, боже мой, везде!Особенно, где синь и пароходы.Уходит свет. Уходит жизнь сама.Прислушайся в ночи: любовь уходит,Оставив осень в качестве письма,Где доводы последние приводит.Уходит муза. С кленов, с тополейЛетит листва, летят ей вслед стрекозы.И женщины уходят всё быстрей,Почти бегом, опережая слезы.
«О, слава, ты так же прошла за дождями…»
О, слава, ты так же прошла за дождями,Как западный фильм, не увиденный нами,Как в парк повернувший последний трамвай, –Уже и не надо. Не стоит. Прощай!Сломалась в дороге твоя колесница,На юг улетела последняя птица,Последний ушел из Невы теплоход.Я вышел на Мойку: зима настает.Нас больше не мучит желание славы,Другие у нас представленья и нравы,И милая спит, и в ночной тишинеПусть ей не мешает молва обо мне.Снежок выпадает на город туманный.Замерз на афише концерт фортепьянный.Пружины дверной глуховатый щелчок.Последняя рифма стучится в висок.Простимся без слов, односложно и сухо.И музыка медленно выйдет из слуха,Как после купанья вода из ушей,Как маленький, теплый, щекотный ручей.
«Умереть, не побывав в Париже…»
Умереть, не побывав в Париже,Не такая уж беда.Можно выбрать что-нибудь поближе.Есть другие города.Спутник наш в метелях и вожатый,Разве он угрюмОттого, что вместо луврских статуйОн увидел Арзрум?Всё же кое-что в тумане видно:Обелиск, Мулен де ла Галетт…Александр Сергеевич, мне стыдно,Что я был в Париже, а вы – нет.Как у вас лимоном полночь дышитИ Лаура для гостей поет,А вдали, на севере – в ПарижеДождь идет.Побывав дней пять в чужой столице,Поглазев на Нотр-Дам,Кто у нас стихов о заграницеНе писал, с бравадой пополам?Только вы, в сугробах утопаяНа глухом Конюшенном мосту.Ненавижу НиколаяЗа его железную узду!Страшен Мойки вид мемориальный,Роковой оттенок синевы,Полумертвый и полуподвальный,Где лежали вы.Как боюсь я вот таких диванов,Скрытых тех пружин.Взгляд бежит от хроник и романовСловно впрыснут атропин.От любви. От выстуженной Леты.От зимы, сжимающей виски.От чего еще с ума поэтыСходят? От тоски.Ах какой широкою метельюК ночи тянет ледяной.Говорят, вы учите весельюИ гармонии сплошной.Сделайте ученику плохомуМилость, дайте знак,Что теперь у вас всё по-другому,Веселей, не так…Как при хмурой он хорош погоде,Фиолетов, рыж!Или там, где вы теперь живете,Не проблема – дождик и Париж?
Вместо статьи о Вяземском
Я написать о Вяземском хотел,Как мрачно исподлобья он глядел,Точнее, о его последнем цикле.Он жить устал, он прозябать хотел.Друзья уснули, он осиротел;Те умерли вдали, а те погибли.С утра надев свой клетчатый халат,Сидел он в кресле, рифмы невпопадДразнить его под занавес являлись.Он видел: смерть откладывает срок.Вздыхал над ним злопамятливый бог,И музы, приходя, его боялись.Я написать о Вяземском хотел,О том, как в старом кресле он сидел,Без сил, задув свечу, на пару с нею.Какие тени в складках залегли,Каким поэтом мы пренебрегли,Забыв его, но чувствую: мрачнею.В стихах своих он сам к себе жесток,Сочувствия не ищет, как листок,Что корчится под снегом, леденея.Я написать о Вяземском хотел,Еще не начал, тут же охладелНе к Вяземскому, а к самой затее.Он сам себе забвенье предсказал,И кажется, что зла себе желалИ медленно сживал себя со светуВ такую тьму, где слова не прочесть.И шепчет мне: оставим всё как есть.Оставим всё как есть: как будто нету.