Я тоже посетилТу местность, где светилМне в молодости луч,Где ивовый настилПружинил под ногой.Узнать ее нет сил.Я потерял к ней ключ.Там не было такойЛожбины, и перилБерезовых, и круч –Их вид меня смутил.Так вот оно что! НетТой топи и цветов,И никаких примет,И никаких следов.И молодости следРастаял и простыл.Здесь не было кустов!О, кто за двадцать летНам землю подменил?Неузнаваем ликЗемли – и грустно так,Как будто сполз ледникИ слой нарос на слой.А фильмов тех и книгЧудовищный костяк!А детский твой дневник,Ушедший в мезозой!Элегии чуждыПривычкам нашим, – намИ нет прямой нуждыРаскапывать весь хлам,Ушедший на покой,И собирать
тех летПодробности: киркойНаткнешься на скелетТой жизни и вражды.В журнале «Крокодил»Гуляет диплодок,Как символ грозных сил,Похожий на мешок.Но, может быть, всегоУжасней был бы видДля нас как раз того,Чем сердце дорожит.Есть карточка, где тыС подругой давних летЛюбителем заснят.Завалены ходы.Туманней, чем тот свет.Бледней, чем райский сад.Там видно колею,Что сильный дождь размыл.Так вот – ты был в раю,Но, видимо, забыл.Я «Исповедь» РуссоКак раз перечитал.Так буйно зарослоВсё новым смыслом в ней,Что книги не узнал,Страниц ее, частей.Как много новых лиц!Завистников, певиц,Распутниц, надувал.Скажи, знаток людей,Ты вклеил, приписал?Но ровен блеск полейИ незаметен клей.А есть среди страницТакие, что вполнеБыть вписаны моглиТолстым, в другой стране,Где снег и ковыли.Дрожание ресниц,Сердечной правды пыл.Я тоже посетил.Наверное, в наш векМеняются скорейЧерты болот и рек;Смотри: подорван тыл.Обвал души твоей.Не в силах человекЗамедлить жесткий бегЛужаек и корней.Я вспомнил москвичей,Жалеющих Арбат.Но берег и ручейТех улиц не прочнейИ каменных наяд.Кто б думал, что пейзажПроходит, как любовь,Как юность, как мираж, –Он видит ужас нашИ вскинутую бровь.Мемориальных букв,На белом – золотых,Экскурсоводок-бук,Жующих черствый стих,Не видно. МолочайОхраны стариныНе ведает. Прощай!Тут нашей нет вины.Луга сползают в смерть,Как скатерть с бахромой.Быть может, умереть –Прийти к себе домой,Не зажигая свет,Не зацепив ногойНи стол, ни табурет.Смеркается. ДрузейВсё меньше. Счастлив тем,Что жил, при грусти всей,Не делая проблемИз разности слепойМеж кем-то и собой,Настолько был важнейЗнак общности людей,Доставшийся ещеОт довоенных днейИ нынешних старух,Что шли, к плечу плечо,В футболках и трусах,Под липким кумачом,С гирляндами в руках.О тополиный пухИ меди тяжкий взмах!Ведь детство – это слухИ зренье, а не страх.Продрался напролом,Но луга не нашел.Давай и мы уйдемЛегко, как он ушел.Ты думал удивитьНабором перемен,Накопленных тобой,Но мокрые кустыНе знают, с чем сличитьОтцветшие черты,Поблекший облик твой,Сентиментальных сценСтыдятся, им что ты,Должно быть, что любой.И знаешь, даже радЯ этому: наш мир –Не заповедник; складЕго изменчив; дырНе залатать; затоНовехонек для тех,Кто вытащил в лотоСвой номер позже нас,Чей шепоток и смехТы слышишь в поздний час.1977
Шестидесятые
«Первое впечатление» (1962)
«Когда я очень затоскую…»
Когда я очень затоскую,Достану книжку записную,И вот ни крикнуть, ни вздохнуть –Я позвоню кому-нибудь.О голоса моих знакомых!Спасибо вам, спасибо вамЗа то, что вы бывали домаПо непробудным вечерам,За то, что в трудном переплетеЛюбви и горя своегоВы забывали, как живете,Вы говорили: «Ничего».И за обычными словамиБыла такая доброта,Как будто Бог стоял за вамиИ вам подсказывал тогда.
Вводные слова
Возьмите вводные слова.От них кружится голова,Они мешают суть сберечьИ замедляют нашу речь.И все ж удобны потому,Что выдают легко другим,Как мы относимся к тому,О чем, смущаясь, говорим.Мне скажут: «К счастью…»И потомПусть что угодно говорят,Я слушаю с открытым ртомИ радуюсь всему подряд.Меня, как всех, не раз, не дваСпасали вводные слова,И чаще прочих среди нихСлова «во-первых, во-вторых».Они, начав издалека,Давали повод не спешаСобраться с мыслями, покаБог знает где была душа.
«Прозаик
прозу долго пишет…»
Прозаик прозу долго пишет.Он разговоры наши слышит,Он распивает с нами чайПри этом льет такие пули!При этом как бы невзначайГлядит, как ты сидишь на стуле.Он, свой роман в уме построив,Летит домой, не чуя ног,И там судьбой своих героевРаспоряжается, как бог.То судит их, то выручает,Им зонтик вовремя вручает,Сначала их в гостях сведет,Потом на улице столкнет,Изобразит их удивленье.Не верю в эти совпаденья!Сиди, прозаик, тих и нем.Никто не встретился ни с кем.
Два мальчика
А. Битову
Два мальчика, два тихих обормотика,ни свитера,ни плащика,ни зонтика,под дождичкомна досточкекачаются,а песенки у них уже кончаются,Что завтра? Понедельник или пятница?Им кажется, что долго детство тянется.Поднимется один,другой опустится.К плечу прибилась бабочкакапустница.Качаются весь день с утра и до ночи.Ни горя,ни любви,ни мелкой сволочи.Всё в будущем,за морем одуванчиков.Мне кажется, что я – один из мальчиков.
Рисунок
Ни царств, ушедших в сумрак,Ни одного царя –Ассирия! – рисунокОдин запомнил я.Там злые ассирийцыПри копьях и щитахПлывут вдоль всей страницыНа бычьих пузырях.Так чудно плыть без лодки!И брызги не видны,И плоские бородкиКасаются волны.Так весело со всемиКачаться на волне.«Эй, воин в остром шлеме,Не страшно на войне?Эй, воин в остром шлеме,Останешься на дне!»Но воин в остром шлемеНе отвечает мне.Совсем о них забуду.Бог весть в каком годуЯ в хламе рыться буду –Учебник тот найдуВ картонном переплете.И плеск услышу в нем.«Вы всё еще плывете?» –«Мы всё еще плывем!»
В защиту сентиментализма
Где кончаются ромашки,Начинаются замашки.Я признаюсь по секрету,Мне не нравится бензин.Дальновидней всех поэтовБыл историк Карамзин.Он открыл среди полянокМного милых поселянок,Он заметил средь полянМного мирных поселян.Что они любить умеют,Обнаружил тоже он.Пастушки, когда стемнеет,Ходят к милым на поклон.Так проходят дни недели…Что ж имеем, в самом деле?Люди лижут валидол,На язык кладут лекарства,А полезней вол и дол,Деревенское лукавство.Там и ста не встретишь лиц,Под окном не чинят кабель.Пребыванье вне столицЗдоровей сердечных капель.
Осень
Деревья листву отряхают,И солнышко сходит на нет.Всю осень грустят и вздыхаютПолонский, и Майков, и Фет.Всю осень, в какую беседкуНи сунься – мелькают впотьмахИх брюки в широкую клетку,Тяжелые трости в руках.А тут, что ни день, перемены:Слетает листок за листком.И снова они современныС безумным своим шепотком.Как штопор, вонзится листочекВ прохладный и рыхлый песок –Как будто не вытянул летчик,Неправильно взял, на глазок.Охота к делам пропадает,И в воздухе пахнет зимой.«Мой сад с каждым днем увядает».И мой увядает! И мой!
«Там, где на дне лежит улитка…»
Там, где на дне лежит улитка,Как оркестровая труба,Где пескари шныряют прыткоИ ждет их страшная судьбаВ лице неумолимой щуки, –Там нимфы нежные живутИ к нам протягивают руки,И слабым голосом зовут.У них особые подвиды.В ручьях красуются наяды,Среди густых дерев – дриады,И в море синем – нереиды.Их путать так же неприлично,Как, скажем, лютик водяной,И африканский, необычный,И ядовитый луговой.Отнюдь не праздное всезнайство!Поэт, усилий не жалей,Не запускай свое хозяйствоИ будь подробен, как Линней.
Графин
Вода в графине – чудо из чудес,Прозрачный шар, задержанный в паденье!Откуда он? Как очутился здесь?На столике, в огромном учрежденье?Какие предрассветные садыЗабыли мы и помним до сих пор мы?И счастлив я способностью водыПокорно повторять чужие формы.А сам графин плывет из пустоты,Как призрак льдин, растаявших однажды,Как воплощенье горестной мечтыНесчастных тех, что умерли от жажды.Что делать мне?Отпить один глоток,Подняв стакан? И чувствовать при этом,Как подступает к сердцу холодокНевыносимой жалости к предметам?Когда сотрудница заговорит со мной,Вздохну, но это не ее заслуга.Разделены невидимой стеной,Вода и воздух смотрят друг на друга.
