Пошел купаться Уверлей
Шрифт:
Корнилов знал, что завтра приступ меланхолии пройдет, он опять услышит пение птиц, будет радоваться солнечному деньку или долгожданному теплому дождику, серебристой плотвице, вытянутой из реки. Приедет с дежурства жена, и они вечером пойдут прогуляться по старой дороге на Заречье. Будут восхищаться тем, какие богатые нынче вымахали клевера. Все это будет. Беда заключалась в другом: Корнилов не мог разрешить пустяковый вопрос — когда он был самим собой? В тоске или в радости?
Усилием воли он стряхнул с себя оцепенение и стал прикидывать, как бы ненавязчиво, исподволь затеять с Борисом Федоровичем разговор о пещерах. Ему не хотелось показывать
— Редко гуляете в этих местах. Все плотву дергаете у Могильного моста. Да ведь там одна мелочь!
— Зато рядом с дачей. И место красивое.
— Ф-фии! А это разве не красота? — он сделал широкий жест рукой, показывая на реку, на синеющий вдали лес, на береговые кручи. — Недаром тут поблизости Рылеев жил. В Батове.
— И бабушка Набокова.
— И бабушка. А на мызе, в набоковском особняке, перед войной ветеринарный техникум был, я там учился. Теперь уже и фундамента не найти. Все заросло.
— Мальчишки ковыряются, — соврал Корнилов. — Ищут что-то.
— Чего они там могут искать? Гадят только.
— А я слышал, там какие-то пещеры.
— Ничего там нет. Я, когда перед войной учился в техникуме, весь особняк облазил. Любопытным мальчишкой был, — Борис Федорович сказал это с нажимом, как будто Корнилов мог усомниться, что и он когда-то был мальчишкой. — Ничего не нашел, никаких пещер. А дядя мой на водокачке работал, уж он-то все секреты знал. Сказал бы.
— Вы правы. Какие тут могут быть пещеры? Пещеры в горах.
— Да. Гор у нас нет. А пещеры есть. Вам про них недаром говорили. — Борис Федорович явно противоречил самому себе.
— Про пещеры я на рыбалке услышал. Ловил рядом дед старый. Он и сказал.
— Сухонький, в панамке? Дмитрий Дмитриевич! Бывший учитель арифметики. Только как же вы с ним разговорились? Он же глухой, как тетерев.
«Опасный ты собеседник, Борис Федорович! — внутренне усмехнулся Корнилов. — С тобой ухо востро надо держать! Тут же выведешь на чистую воду».
— Нет. Тот был без панамки и не сухонький. Крепыш.
— Бородин, что ли?
— Не знаю. Да и о пещерах он вскользь сказал.
— Когда я перед войной в веттехникуме учился, — всякий раз, начиная с повтора, Борис Федорович добавлял все новую и новую информацию, — то порасспрашивал стариков. Начинались пещеры в Рождествене, в овраге между церковью Рождества и дворцом Рукавишникова. И шли аж до Батова!
— Под Оредежем?
— Не знаю. Сам не лазил. Но до революции мужики красили поросенка краской и пускали в пещеру. И он на следующий день выходил в Батове.
— Зачем поросенка красили?
— Чтобы без обмана. Вдруг подменят.
— А почему пускали поросенка, а не собаку?
— Запускали и собак, да они оттуда пулей вылетали. Метров десять — пятнадцать пройдет нормально. Только рычит. И тут же с визгом назад. А потом ближе чем на километр к пещере не приближается. Вот свинья — животина храбрая.
— Может быть, волки там жили? Или мишка?
— Скажете тоже! В деревне — волки?! Если только двуногие. А вы просто из любопытства спрашиваете или дело какое? — хитрющие глаза Бориса Федоровича так и впились в Корнилова. Игорь Васильевич покачал головой и не смог удержаться от улыбки:
— Ну, Борис Федорович, у вас и хватка! Кто из нас в уголовном розыске служил? А может, вы в годы
— Да нет! Какой СМЕРШ? Царица полей — пехота! Я чувствую, вам про пещеры интересно, поэтому и спросил. Вы не думайте, я секреты хранить умею. Так что если… — он не договорил, глянул на Корнилова многозначительно.
Генерал промолчал.
— Ладно. Я человек доверчивый. Даже попрошайкам в электричке верю. Не верю только нашим правителям. Ворье и жулики. А коли вам про пещеры интересно — слушайте. В конце Церковной улицы до войны стояли скотные дворы и бойня. А еще раньше — часовенка. Так эта часовенка провалилась в одну из пещер. Года три из-под земли торчал купол с крестом. Это я сам в детстве видел. Два года назад меня разыскал спелеолог. С Питера. Фамилию не помню. Где-то есть в дневнике. Я давно дневник веду. Лет сорок. Записываю про явления природы, интересные встречи. Кто спелеолога ко мне послал, не знаю. Видный мужчина, молодой, красивый. С полной спелеологической оснасткой. — Корнилов знать не знал, какая она, спелеологическая оснастка, но прерывать собеседника не стал. — С собакой приехал — с терьером. Поводил я его по окрестностям, показал одну пещеру, ту, что еще не обвалилась. Спелеолог сначала пустил собаку. Собака прогуляться не пожелала. Тогда он прицепил ее на поводок — и гуляй Вася. Сам туда отправился. Верите ли — пять раз она от него вырывалась. Шерсть дыбом, дрожит, повизгивает. Я все удивлялся, как она своего спелеолога не покусала?
— Ну, и что же он там нашел?
— А ничего. Не решился без терьера путешествовать. Попрощался. Поблагодарил меня и уехал. Обещал привезти своих друзей и обследовать пещеру, да так и не приехал. А может быть, и приезжал, а ко мне не зашел.
Менеджер по расселению
У подъезда «Прибалтийской» тоже толпились интуристы. Поджидали запаздывающих коллег, чтобы потом рассесться по экскурсионным автобусам и отправиться на свидание с Северной Пальмирой. С подлинным Санкт-Петербургом, а не с его окраинами. С Дворцовой площадью, Эрмитажем, Исаакием, Стрелкой Васильевского острова.
В холле гостиницы стоял приглушенный гул, слоился сигаретный дым. Можно было уловить аромат трубочного табака, затхлый запах сигар.
Фризе внимательно осмотрелся: ни в толпе туристов, ни у стойки администрации Тосико и ее подопечных японок он не увидел. Когда места забронированы, на оформление уходят минуты.
Вид на Финский залив согрел Владимиру душу. Он любил море, водную гладь, а сейчас залив, позолоченный солнцем, был прекрасен. Вдали просматривался Кронштадт, зеленые берега Карельского перешейка. И неважно, что питерцы называли этот морской уголок даже не Финским заливом, а Маркизовой лужей. Сегодня Фризе эта «лужа» порадовала. Радовали кораблики на горизонте, редкие утренние купальщики на пляже.
«Как жаль, что этим видом я буду любоваться не слишком часто», — подумал Владимир и спустился в вестибюль. Там он не спеша обошел киоски, торгующие полезными и бесполезными мелочами. Купил зубную щетку, пасту, какие-то лосьоны и гели. Его «прибалтийский» номер должен выглядеть обжитым. Он даже приобрел три розовые махровые гвоздики с тайной надеждой вручить их вечером Тосико.
Разгуливая по просторному вестибюлю, Фризе все время посматривал в сторону лифтов: не появится ли девушка? Японки и японцы, нагруженные фото- и видеотехникой, все время мелькали перед глазами, толпились у киосков. Но это были чужие японцы и японки.