Посланница преисподней

Митюгина Ольга

Эльф вздохнул и кинул на разогретую сковороду три больших куска. На полках нашлось немало приправ, но юноше не хотелось сейчас по-настоящему осматривать кухню. Он гнал мысль о том, что Эет и Вирлисс могут не вернуться — потому и слишком хозяйничать в их отсутствие не позволял себе. Он ограничился несколькими щепотками засушенных пряных трав и, плеснув себе вина в бокал, тут же, за чисто вытертым разделочным столом, поел.

Вернув после завтрака всё в первозданно-безукоризненный вид, Таривил хотел было направиться обратно, но передумал. Что ему делать наверху,

в пустых кельях? Кажется, Вирлисс говорил, будто за кухней есть кладовки и комнаты для прислуги — быть может, там найдётся тёплая одежда? И можно будет погулять по лесу…

Надежды молодого немёртвого оправдались. В бесчисленных подсобках Храма действительно обнаружилась нужная кладовая и, приглядев себе более-менее приличный полушубок с тёплыми сапогами, эльф с облегчением вышел на воздух — через Нижнее святилище.

Таривил привычно скользил меж деревьями, ступая так легко, что под ногами не проваливался снег. Ему казалось, он слышит, как под потемневшей от влаги корой начинают течь соки. Лес ещё спал, но это был прозрачный утренний сон на пороге пробуждения.

Над головой резвились белки, и птицы весело играли в голых ветвях, радуясь солнцу, и наст сверкал под лучами так, что синело в глазах.

О Гвариан, это — Атарида? Это действительно Атарида, страна богини смерти?

В грудь вливался бодрящий, морозный воздух.

Когда они с Двури впервые попали в этот мир, было жаркое лето. Лес стоял зелёный — но столь же полный жизни…

Таривил запрокинул голову, впитывая свет и тишину каждой клеточкой. Слушать лес… Растворяться в шорохе ветвей под ветром, в журчании ручья, в далёкой капели…

Если бы Господин позволил жить здесь! Он бы построил себе дом в тени какого-нибудь старого дерева и слушал бы разговоры листьев, болтовню птиц и шёпот дождей…

Перед Таривилом открылась небольшая поляна. Снег тут почти стаял, и под ногами, на чёрных тёплых проталинах, белели первые подснежники.

Юноша вскрикнул и упал на колени. Рука, дрожа, несмело коснулась нежных лепестков. А потом, нагнувшись, эльф потёрся щекой о душистые венчики — осторожно, не смея даже слегка пригнуть цветы.

Подснежники щекотали лоб, брови, цеплялись за ресницы — и солнце ослепительно било в глаза, и весь мир, казалось, растворялся в этом солнце…

Таривил выпрямился и подставил ладони лучам.

— Светлой магией леса, — прошептал он. — Заклинаю! Первой весенней радостью и бесконечностью жизни — да не иссякнут на этой поляне силы пробуждения, и да выйдут они на поверхность!

Перед глазами вспыхнул тёплый, золотисто-зелёный свет — но к горлу плеснулась тошнота, невероятная тошнота. Потом за краткий миг небо почернело, облака налились отвратительной желтизной — и потухли, слившись с непроглядно чёрным небом.

Таривил упал всем телом на проталину, прямо в подснежники — но уже этого не почувствовал.

….Он брёл в сером тумане, словно в воде, запинаясь и оскальзываясь на невидимых камнях. Казалось, так уже было… однажды… но когда и где?… И в тот раз… в тот раз, кажется, туман вился нежно, обволакивал и баюкал…

Так почему же сейчас толкает прочь?

Впереди нависает пирс — высокий заброшенный пирс. И, если на него вскарабкаться… если подтянуться…

Таривил, из последних сил цепляясь за шершавые выступы, выбрался на прогретые солнцем плиты — и лежал, тяжело дыша, прижавшись щекой к растрескавшемуся тёплому камню.

Он услышал вздох — и с трудом поднял голову.

Над ним стояла на коленях девушка — зеленоглазая, с чёрными волнистыми волосами. Где-то он её, кажется…

Таривил вздрогнул и сел.

— Мортис?… — прошептал юноша. Как ни странно, он не почувствовал ни страха, ни отвращения. Рядом с ним была девушка с фрески, которая уже дважды помогла ему — своим безмолвным ободрением.

— Юный маг, скажи мне, — чуть ли не торжественно заговорила богиня — и вдруг закончила совсем неожиданно и резко: — Ты с головой дружишь?

Эльф моргнул. Подобная бесцеремонность ошеломила. В его понимании такая манера вопросов граничила с вульгарностью, и чтобы богиня позволила себе…

— Простите меня, госпожа, но… — в голосе его невольно проскользнула холодность.

— Таривил, зачем ты сделал это? — сжав губы, сухо осведомилась Мортис.

— Что, госпожа?

— Ты использовал магию Жизни, будучи немёртвым. Ты понимаешь?

Таривил резко выдохнул, почти фыркнул.

— Я забыл, — через силу вытолкнул он.

— Забыл что?

— Что отныне не имею счастья причислять себя к живым.

— Не лги.

Юноша вздрогнул.

— Я правда забыл… — прошептал он, отводя взгляд.

— Удобная забывчивость для твоей гордости, верно?

Таривил молчал. Только губы дрожали: то ли от гнева, то ли от отчаяния…

— Юный маг, поверь мне, я видела множество людей, эльфов и дварфов, которые никогда не сознались бы себе, что ищут встречи со мной. Они ухитрялись переходить улицу перед несущейся каретой, «не замечая» опасности. Бродили по тёмным переулкам — вовсе не имея намерения нарваться на нож грабителя. И каждый из них втайне за что-то ненавидел себя. А ты… ты — немёртвый, и ты использовал магию Жизни, «позабыв» о своей новой природе.

— Да нет же! — Таривил вскочил. — Я хотел попробовать вывести на поверхность источник кристаллов Земли, открыть родник Лесной магии… Я слышал, некоторые из эльфийских магов это могут. Я просто поддался безумной надежде… я почувствовал, что, кажется, тоже смогу… И обо всём забыл. Я хотел сделать себе новый Жезл… кристалл для него. Если бы я хотел умереть, разве бы я думал о волшебном скипетре?

Мортис усмехнулась уголками губ.

— Хорошо. Я надеюсь, Таривил, что, если мы ещё раз встретимся, это произойдёт при иных обстоятельствах… Ты тёмный эльф. Конечно, ты можешь использовать магию Жизни, но делай это разумно, не забывая о предосторожностях, которые отныне необходимы тебе. Зато теперь тебе не надо создавать магический Щит, призывая силы Смерти, — богиня улыбнулась. — Возвращайся. Так и быть, ты очнёшься, и тебе не потребуется снова яйцо дракона.