После нас - хоть потом

Лукина Любовь Александровна

–  Не убереглась, значит, вчера?

Та приостановилась и задорно подбекренилась, придерживая коромысло одной рукой.

–  Всем бита, - то ли похвасталась, то ли пожаловалась она.
– И об печь бита. Только печью не бита…

–  Ишь ты… - Не зная, что и сказать, Кудыка поскреб в затылке, сдвинув шапку на глаза.
– А не видела: там по Вытекле греки не плывут, случаем?

–  Ну как это не плывут! Плывут вовсю…

–  Ага… - молвил Кудыка и решил пройти к кружалу дальним путем мимо пристани.

Смекалистого древореза всегда тянуло к заморским гостям. Сильно он их уважал за хитроумие и выдумку во всяческих поделках. Было чему у них поучиться. Недаром же говорят: у грека на все снасть имеется…

Верно, плыли. Приставать, правда, на этот раз не собирались. Червленый грудастый корабль с лебединой шеей шел нарыском [20] вниз по течению, держась близ левого берега, где Вытекла была особенно глубока. Обратным, стало быть, путем: из грек в варяги. Кудыка выбрался на край пристани и оказался в трех переплевах от крутой червленой боковины судна.

–  Здорово ли плавали, гости заморские?

Из слаженного на корме чердака выглянул черный вертлявый грек. Зябко кутаясь в беличью шубу, вгляделся, заулыбался.

–  А, Кудика? Здорово-здорово… - прощебетал он, смешно выговаривая слова.

Гладкая пологая волна лениво доколебнулась до берега. Над водой курился парок. Корабль плыл - как в лебяжьем пуху.

–  Поздненько вы сегодня, - заметил Кудыка и двинулся вниз по пристани, стараясь держаться вровень с кормой.
– Тоже, небось, солнышка дожидались?

Грек закатил глаза, вскинул плечи, поцокал языком.

–  И сто это у вас не поймес ницего?
– посетовал он.
– Днем - ноць, ноцью - день…

–  А у вас так не бывает?
– полюбопытствовал Кудыка.

–  Не-ет, не бывает… Все по цасам?
– И грек как бы в доказательство извлек из шубы серебряный предмет с цифирью и стрелками. Кудыка аж крякнул от зависти. Вот ведь делать наловчились - в руке умещается…

Хотел было спросить, как же это так получается, что солнце на всех одно, а восходит по-разному, но тут из чердака на корме ступил на палубу огромный белоглазый варяг с важным неподвижным лицом закоренелого самородного дурака. Этот был в подбитом мехом плаще поверх заиндевевших доспехов.

–  Глюпый нарот, - надменно глядя на Кудыку, молвил он и отвернул ряшку.

–  А кому это вы такое везете?
– поспешил тот заговорить о чем-нибудь другом.

На носу прихваченная веревками громоздилась часть какой-то сложной, видать, махины [21] Разглядеть ее поподробнее Кудыка так и не успел.

–  Князю васэму, Долбосвяту, - любезно известил грек.

–  Я те дам Долбосвята!
– осерчал древорез.
– Столпосвяту, а не Долбосвяту!..

Но тут пристань кончилась. Кудыка недовольно посмотрел на удаляющуюся высокую корму и, сердито ворча,

пошел обратно.

До кружала уже было рукой подать, когда из проулка, где белыми медведями [22] лежали огромные сугробы, навстречу Кудыке, тоже опираясь на кол, выбрался синеглазый красавец Докука. Полушубок, несмотря на мороз, как всегда, распахнут на широкой груди, русая бородка задорно приподнята.

–  Гляди-ка, жив!
– подивился Кудыка, мигом перестав ворчать.
– А я уж думал, поймали тебя вчера… Ты не в кружало?

–  В кружало, - с достоинством сказал Докука и, оглянувшись, озабоченно понизил голос: - А кто ловил-то?..

–  Да все кому не лень!

Оба двинулись в одну сторону, еле умещаясь вдвоем на узко протоптанной тропке. Кудыку разбирало любопытство.

–  Как же ты их обморочил-то?

–  А я дома не ночевал, - беспечно ответил Докука.

–  Где ж ты был?

Красавец ухмыльнулся.

–  Так тебе все и скажи…

–  Да-а… - с некоторой завистью протянул Кудыка.
– Верно говорят: в чужую жену бес ложку меда кладет… Но, кабы не суматоха вчерашняя, ох, брат, туго бы тебе пришлось…

–  Что за суматоха?
– не понял Докука.

Кудыка даже остановился.

–  Так ты что? Ничего еще не знаешь?

–  Да я же только проснулся, - пояснил тот.

–  Ну ты прямо как боярин спишь… - только и смог вымолвить Кудыка.
– Чуть конец света не проспал!.. Солнышко-то! На полдня, почитай, запоздало! А поднялось - смотрим: мать честная! Опять четное!..

Докука недоверчиво запрокинул голову и прищурился. Однако днем пятен на солнышке не разглядишь.

–  Ладно врать-то… - буркнул он сердито.

–  Да чтоб мне печкой подавиться!
– поклялся в запальчивости Кудыка.
– А не веришь - давай людей спросим!..

Людей поблизости было двое. У ворот кружала стояли и орали друг на друга Плоскыня и Шумок. Глоткой Шумок был посильнее, зато в руках у Плоскыни имелся кол, которым он вот уже несколько раз на Шумка замахивался.

–  Волхвы позорные!
– надседался Шумок, привычно пригибаясь в ожидании дрекольного тресновения.
– Посох взял, оберегов на себя навешал - вот и волхв!.. О чем ни спроси - ничего не знает! Ты ему дело, а он про козу белу!..

–  Ты волхвов не замай!..
– беспомощно тараща глаза, сипел Плоскыня, успевший сорвать в неравной сваре голос. На левой щеке красовались четыре глубокие запекшиеся царапины.
– Ими наше ремесло стоит! Кому мы из дерева идольцев режем?.. Кто солнышку жертвы приносит? Много мы от них зла видели? Одно добро!..

–  Вот-вот! Только о своем добре и печетесь!
– поддел Шумок.

Тут подошли Кудыка с Докукой.

–  Добро, добро, а ноги кривы, - лениво обронил Докука, с насмешкой глядя на Шумка.