После него
Шрифт:
Экзотический и уютный, причудливый и таинственный, солнечный и окутанный туманом тайн — я пробиралась по узким улочкам старого города, вдыхая головокружительные запахи Востока. Белые стены домов отражали яркое африканское солнце, но за забранными решетками окнами, в устеленных узорчатыми коврами комнат стелились густые фиолетовые тени.
Все дороги восточных городов ведут на рынок — это закон. Старый восточный базар Касабланки взорвал все мои чувства разом.
Запахи — куркума, шафран, паприка, корица, мята, яркие нотки свежих фруктов, цветочные масла, уд, дым, резкий дух чуть
Звуки — голоса продавцов, перекрикивающихся на французском и арабском, звон медных подносов, чайников и кастрюль, кудахтанье кур, блеяние овец, щебетание мелких птиц, стук ножей мясников, шарканье ног.
Цвета — красные оттенки спелых помидоров, перца, клубники. Зеленые — от светло-салатового цвета огурцов и кабачков до темно-зеленого шпината и мяты. Солнечные тона апельсинов, дынь, светящихся изнутри абрикосов. Охристо-коричневые специи — куркума, корица, паприка. Блестящее серебро только что выловленной рыбы и розоватые креветки. Медь и золото утвари и пестрые узоры глиняной посуды.
Вкусы — мятного чая, гранатового сока, приторно-сладких фиников, острых оливок, медовых печений с кунжутом, томленого с чечевицей мяса. Сладкого и соленого, острого и кислого, копченого и приторного.
Касания — шелковистые шарфы, мягкие пашмины, грубоватые берберские ковры. Запуская пальцы в специи, я чувствовала их сухость, зернистость и легкое покалывание. Глянцевая гладкость баклажанов, бархатистость персиков, упругость помидоров. Твердость и шероховатость кожуры апельсинов. Гладкая и тисненая кожа, прохладный металл браслетов, мягкий бисер ожерелий, грани полудрагоценных камней в кольцах и серьгах.
И люди.
Смесь всех запахов, звуков, касаний, вкусов, цветов сразу. Нежные и грубые, податливые и агрессивные, радушные и отстраненные, крикливые и спокойные, настойчивые и умиротворяющие.
Я забыла телефон на корабле — так торопилась поскорее сбежать. И теперь вместо того, чтобы забивать его память яркими картинками, которые все равно никто потом не разглядывает, я впитывала жизнь всей кожей. Забивала свою память, насыщала ее густым соком реальности.
Внутри меня было слишком тускло и сухо, я будто разучилась испытывать эмоции — и они пришли ко мне извне, окутали дымом, налипли пылью с запахом куркумы, просочились терпкостью гранатового соуса, оставшись на языке привкусом ошеломительного взрыва чувств.
Выбравшись с рынка, я думала, что уже не найду ничего такого же яркого, но не смогла пройти мимо заброшенного католического собора Сакре-Кер.
Волшебно-белоснежного, словно из сказки.
Он был полуразрушен, но от этого его окна-розы, ребристые своды и мозаичные витражи впечатляли только сильнее. Будто заколдованный замок из сказки про Спящую Красавицу, он застыл между прошлым и настоящим.
Я остановилась в центре гулкого зала, вступив в разноцветные блики от солнца, проникающего через витражи, и запрокинула голову. Полуобрушенный потолок открывал вид на бледно-голубое небо, сквозь трещины в полу пробивались темно-зеленые плети тропических растений, и собор казался сюрреалистичным храмом будущего мира, в котором природа сосуществовала
К вечеру я выбралась на променад Корниш, идущий вдоль океана.
Как раз к закату.
Солнце неторопливо опускалось к горизонту, превращая морскую гладь в переливающееся золотом полотно. Волны, набегающие на берег, казались окаймленными мерцающими огоньками. В воздухе смешивались ароматы соленого моря, свежеприготовленной уличной еды — горячих лепешек, жареной рыбы и мятного чая.
Звуки города постепенно стихали, уступая место шуму волн и отдаленным мелодиям восточной музыки из близких кафе. Темно-синее небо заполнялось звездами, отражающимися в темной воде океана.
Это был самый лучший финал насыщенного дня — и суматошного противоречивого горько-сладкого моего круиза.
Наступало время возвращаться в мою обычную жизнь.
Тишина и пустота внутри стали такими абсолютными, что я даже не испытала логичного удивления, когда, вернувшись в каюту, увидела на экране телефона сообщение от бывшего мужа:
«Я тебя встречу».
51. Прибытие
— Ты чего здесь сидишь? Идем, идем! Опоздаем на церемонию прощания с кораблем!
Ксюша умудрилась найти меня даже в тихом местечке на корме.
Круиз подходил к концу, мы уже прибыли в Стамбул, и до финала моей отпускной истории оставались считаные часы.
Все почему-то радовались, а мне совсем не хотелось сходить на берег.
Человек, ушедший в море, всегда считался ни живым, ни мертвым.
Застывшим между мирами, не принадлежавшим ни одному из них.
И меня это устраивало.
Я даже вещи пока не собирала.
Но противостоять бодрым подругам оказалось сложно.
Ксюша как будто вовсе не замечала моего отстраненного состояния, а Сильвия кидала долгие взгляды, но молчала и только заполняла паузы в беседах байками о жизни в Техасе.
Они обе знали, почему Тимур сошел на берег, но про откровения бывшего мужа я рассказывать не стала. Поэтому выглядело все так, будто я расстроилась из-за того, что осталась одна.
Делиться подробностями нашей грязной истории не хотелось.
— Иду! — послушно отозвалась я, следуя за Ксюшей к борту корабля, где уже собрались все — и пассажиры премиум-палуб, и народ попроще, и капитан в парадной форме, и Энрике, и Эмералд, поигрывающий могучими мускулами, обтянутыми тугой футболкой.
Капитан говорил прощальную речь, гремела торжественная музыка, возбужденные голоса пассажиров сливались в единый хор, а пестрота их нарядов — в разноцветный хаос.
Только я, казалось, не могла никак настроиться на нужную волну, все время спотыкаясь о свои мысли. Я отгоняла их, но они лезли обратно и радость окружающих казалась неуместной, музыка слишком громкой, а голоса людей — визгливыми.
— Девочки, все взяли с собой монетки? — забеспокоилась Сильвия. — Сейчас, говорят, из-за экологии традицию бросать в море монетки отменили. Теперь бросают цветы. Но я слишком старая, чтобы меняться. Если я хочу куда-то вернуться — я бросаю монетку!