После поцелуя

Энок Сюзанна

– Что, если эта информация, как вы говорите, не стоит усилий?

– Полагаю, это вам решать.

– Я могу заставить вас рассказать мне все прямо сейчас, – продолжила она, принимая вызывающую позу, которую уже демонстрировала ему раньше.

– Только если я вам позволю. – В большинстве случаев Салливан так же хорошо разбирался в людях, как и в лошадях. Он пока не до конца разобрался в Изабель, но был совершенно уверен в этом вопросе. – Вы можете попытаться, конечно же. Но это будет означать, что вы откажетесь от своей власти надо мной, Изабель. И я думаю, что мы оба знаем: вы не хотите, чтобы это произошло.

Когда

она поджала губы, взгляд Салливана опустился к ее рту. Неожиданно он задумался, целовал ли ее когда-нибудь Оливер. Внезапный гнев и досада прокатились по его позвоночнику, и он стиснул зубы. Она – дочь маркиза. Что делал или не делал Оливер, не имеет никакого значения, потому что Оливер Салливан имеет все права ухаживать за ней. А Салливан Уоринг всего лишь тренирует для нее лошадь.

– Тогда возвращайтесь к работе. И я для вас все еще леди Изабель, – проговорила она, направляясь туда, где теперь стояли и наблюдали оба ее брата. Значит, по всей видимости, она пришла к тому же выводу. Он может быть уважаемым заводчиком лошадей, но все равно при этом он по колено в навозе.

Отлично. Так или иначе, но какого дьявола его заботит это, пока девушка хранит молчание по поводу его ночного визита в ее дом в начале недели?

– Как пожелаете. – Отдав команду и щелкнув хлыстом, Уоринг снова послал Зефир вперед. Его это не волнует. Нисколько. И если Изабель больше никогда не приблизится к лошади, то он все равно сделает то, для чего его наняли. Ничего меньше, и, черт побери, ничего больше.

Двадцать минут спустя Салливан завел Зефир обратно в стойло. Отказавшись от многочисленных предложений со стороны помощников конюха, он сам накормил и напоил кобылу. В собственных конюшнях у него были работники, выполнявшие такие рутинные действия как эти, но он обнаружил, что ничто не способствует вдумчивым размышлениям, как кормление и чистка лошади.

– Вы рисуете?

Он вздрогнул, настолько близко Изабель оказалась позади него. Чтобы скрыть это движение, он снова провел щеткой по гриве Зефир.

– Конечно, я рисую, – проговорил Салливан, продолжая стоять спиной к девушку, которая должна была стать его заклятым врагом, но вместо этого она нравилась ему – даже несмотря на плохой вкус в выборе поклонников. – Каждый вечер между выгребанием навоза из конюшни и починкой седел.

– Ничего вы не выгребаете. И я задала вам вежливый вопрос. Пожалуйста, дайте мне вежливый ответ.

Салливан поднял ведро и щетку и вышел из стойла, заперев его за собой.

– Это приказ, миледи?

– Если… если бы я отдала бы вам приказ, то только ради того, чтобы вы снова поцеловали меня.

С громко стучащим сердцем он повернулся к Изабель.

– Что?

– Вы слышали меня, мистер Уоринг.

Румянец на ее щеках сделался гуще, ее дыхание участилось, несмотря на надменное выражение на лице. Быстро оглядевшись, чтобы удостовериться, что внутри конюшни никого нет, мужчина уронил ведро. Она подпрыгнула от этого звука. Салливан проигнорировал ее движение, вместо этого стянув одну за другой тяжелые рабочие перчатки и швырнув их на край ведра.

Он все утро мечтал прикоснуться к ней. Шагнув вперед, Уоринг обхватил ладонями ее гладкие щеки, запрокинул ее лицо вверх и накрыл ртом ее губы.

У нее был вкус чая и тоста. За всю жизнь ничто и никогда так не опьяняло его. Ее руки запутались в манишке его рубашки, притягивая его

ближе, погружая его в ощущения. Салливан дразнящим движением раздвинул ее губы, погрузившись глубже в ее мягкость и тепло.

Стон Изабель заставил его прийти в себя. Тяжело дыша, Салливан оторвался от ее рта. Ради Бога, они стояли посреди треклятой конюшни. Конюшни, принадлежавшей ее семье. Кто угодно мог увидеть их. И потом ему пришлось бы узнать, что существуют гораздо худшие вещи, чем быть пойманным на воровстве у аристократов. А именно, когда тебя ловят на воровстве добродетели их дочери.

Отцепив ее руки от своей рубашки, он отступил назад.

– Надеюсь, что это доставило вам удовольствие, миледи, – сумел выговорить он грубоватым тоном. Уоринг всего себя ощущал грубоватым, неотесанным. Ему хотелось вытереть рот рукой, но ему пришлось бы тереть намного сильнее, чтобы избавиться от желания к ней.

Изабель откашлялась.

– Во всяком случае, это было намного лучше, чем в прошлый раз, – ответила она, ее голос был таким же нетвердым, как и у него.

То, что было в последний раз, не стоит игнорировать. Салливан встретился с ней взглядом.

– Рад услужить вам, миледи.

Глава 8

Изабель ожидала встречи с Оливером Салливаном на приемах в высшем обществе. Ведь он – виконт, законный сын и прямой наследник маркиза Данстона. Даже если бы он не ухаживал за ней в последние несколько недель, они все равно вращались в одних кругах.

Он и его семья были всеми любимы и уважаемы, Салливаны часто служили отличным примером того, как должны вести себя аристократические фамилии. Лорда Данстона превозносили за его джентльменское поведение и идеальную преданность жене Маргарет.

Ей нравился Оливер, его очарование, почтительное отношение и уверенность в себе. Однако, Бог свидетель, что с ее дебюта Изабель преследовали мужчины, которые искали себе жену, и, честно говоря, она не чувствовала к нему ничего большего, чем к любому другому. При обычном развитии событий, он, вероятно, сделал бы ей предложение через несколько недель, а она поблагодарила бы его за любезность и сказала, что не планирует выходить замуж до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год.

Появление в ее жизни Салливана Уоринга сделало все… иным. Мистер Уоринг не только оказался неожиданным, но его присутствие превратило в ложь некоторые вещи, которые Изабель считала правдой. Салливаны не являлись тем идеальным портретом, который демонстрировали миру. А она, любившая и восхищавшаяся родителями и братьями, может скрывать правду и лгать ради преступного, несовершенного незнакомца. Она смогла целовать его, и хочет поцеловать его снова – даже зная, что он несет с собой неприятности и хаос.

И Изабель никогда не получала такого удовольствия от жизни, как в эти несколько дней с тех пор, как столкнулась с ним. Но в этом было нечто большее. Происходили более масштабные и значительные события, хотя и благодаря случайности, но она ощущала себя частью их. Возможно, именно поэтому ей и захотелось так отчаянно все выяснить.

– Ты выглядишь очень серьезной, Тибби, – проговорил ее отец, заходя в утреннюю комнату, чтобы забрать часть своей корреспонденции.

– Я просто задумалась, – ответила девушка, поморгав и попытавшись собрать вместе блуждающие мысли.