После развода. Другая дверь
Шрифт:
***
Илья Миньковский и без того был раздосадован. Провал с продажами, личная неудача, грязь в сети, как ни крути, а его это тоже косвенно касалось тоже. Но разговор с Иварцевой был последней каплей. Она задела его за живое.
Двумя словами. У него просто кипело в душе, хотелось сказать ей, чтобы закрыла свой грязный рот. Поэтому он просто ушел злой как черт. И на выходе чуть не столкнулся с Натальей Астаховой.
Наверное, будь она одна, он бы вел себя по-другому. Но она была не одна, с ней был мужчина. Это неожиданно
Некоторое время стоял снаружи. Досада все больше просачивалась в кровь. Теперь он уже сожалел, что был слишком резок. В конце концов, развернулся и направился обратно в зал. А как вошел, увидел, что Наталья стоит у одного из его стендов, показывает именно на те две картины, новые, и что-то оживленно говорит спутнику.
Илья застыл.
В первый момент его словно толкнули в грудь. Холодок пополз. Ведь это страшно, когда судят то, во что ты вложил душу. Он невольно сглотнул, понимая, ощущает себя мальчишкой. Робеет? Да ну нах***.
Смотрел на нее, как она кивает, непринужденным жестом показывая что-то на холсте, и оборачивается. Улыбка.
Как это у Ахматовой: «От других мне хвала — что зола. От тебя и хула — похвала».
Он получил тот отклик, которого ждал.
Внезапно затопившее его удовлетворение было полным. И вместе с этим ощущением вернулись спокойствие и уверенность в себе. Кто способен его оценить, тот поймет, мнение остальных ему неинтересно.
Однако он заметил, что потянулись потенциальные покупатели. Внезапно нахлынувший припадок романтизма прошел. Не стал бы Илья Анастасович успешным художником, не будь у него коммерческого таланта и способности мыслить трезво.
Миньковский расправил плечи и неспешным шагом направился к своим стендам и включился в разговор.
***
Нет, наблюдать, как святая бывшая жена Проничева трется между двух мужиков, это, конечно, было что-то. Больше всего Ксении хотелось вызвериться на Миньковского. Значит, для нее у мэтра не нашлось времени, а перед этой бледной молью можно растекаться? Она вообще не могла понять, где справедливость. Какого черта кому-то по умолчанию должно доставаться все, а ей нужно каждый раз выгрызать. Чем она хуже других?
Хуже? Нет. Она Ксения Иварцева. А кто этого не понимает, крупно пожалеет.
Она давно уже вернулась в зал, но все не могла успокоиться. Выбесил ее Захар мелочными придирками. До такой степени выбесил, что у нее все валилось из рук. Ей вести стрим, а она не могла успокоиться и поймать нужный настрой.
Съесть чего-нибудь и выпить кофе было оптимально. А потом начать наконец нормально работать. В кафетерии, устроенном в затоне между стендами, сейчас было пусто, девушка в униформе скучала за стойкой. Ксения взяла себе круассан и кофе и только устроилась за столиком.
Оттуда хорошо просматривался зал. Она только отпила глоток, пришел входящий вызов.
Захар? Пошел к черту мерзавец. Он только
А потом жевала круассан и слушала, как он плакался, что дело не идет, все топчется на месте, вложения не окупаются. Плевать ей было на его нытье. Кто б ей вот так сопли подтирал? Ничего личного, это бизнес. И нет, мальчик, никаких поблажек идиотам.
– Ну, ты же понимаешь, что стопроцентный успех никому не гарантирован? – сказала жестко. – Ты знал, на что шел. Я предупреждала, что могут быть риски, и на начальном этапе потребуются вложения. Размер вложений? Он может быть разный. Одна идея сразу выстреливает, другую приходится тащить за уши. Так что продолжай работать. Тебе ведь уже объяснили, что именно потребуется и сколько. Рекламная поддержка стоит недешево.
Опять нытье. Ей надоело его слушать.
– Что значит, нет столько? – проговорила, отпив кофе. – Нет денег – значит, достань.
Сбросила вызов и мстительно усмехнулась.
Давай, иди теперь просить денег у папочки, то-то он обрадуется. Впрочем, был бы Захар нормальным, она, может, и впряглась за его сыночка. А так, пусть теперь выгребается как хочет.
Она встала из-за столика и собиралась уже вернуться продолжить обзор, как вдруг увидела, что бывшая жена Захара теперь заняла место у стенда художника Лядова. И рядом с ней никого.
А это был интересный вариант. Взять интервью у внезапной «звезды» этой выставки. Конечно же, Ксения направилась прямо туда.
Наталье хотелось рассмотреть новые работы Миньковского, и да, вблизи впечатление было еще ярче. Как будто сквозь лакированную поверхность выглядывало что-то живое. Примерно так, избегая, конечно, сравнений, которые могли бы обидеть художника, она ему и сказала. А Илья Миньковский, чем бы ни был так взвинчен, уже отошел и не кидался на всех раздраженно, а держал себя степенно, как и подобает мэтру.
Но ощущалось, кстати, их с Глебом взаимное напряжение. В их поведении было что-то настолько глубоко первобытное и самцовое, что об этом лучше было не думать. Главное, она сделала, что хотела. Наталье показалось, что Илья как-то странно выдохнул, во всяком случае, глаза у него блестели.
Теперь можно было проверить, как там дела у Прохора.
Они с Глебом уже отошли от стендов Миньковского, и тут до него дозвонился какой-то партнер по бизнесу. Судя по тому, что она слышала, разносил он Глеба знатно, волновался за него.
– Да ты вообще о здоровье не думаешь! – неслись обрывки. – Почему не позвонил! А если бы…
– Да я… - Глеб шепотом пытался вставить слово. – В порядке я!
Но где там. В конце концов, Глеб сказал, прикрывая орущий гаджет ладонью:
– Нат, я отойду ненадолго.