После того как ты ушел
Шрифт:
– Прорыв?
– Она хочет, чтобы Эдди вспомнил. Вот только о чем? Кто такая она? Или он? Или о том, что произошло между ними? Не знаю. Эвелин сама в некотором роде темная лошадка. – Майкл оглядывается на меня. – Время от времени это случается: маленькие чудеса, лучики надежды.
Он не намного выше меня. Пожалуй, его рост примерно пять футов девять дюймов. У Майкла массивная, широкая верхняя часть туловища – либо мускулистая, либо заплывшая жиром; из-за бесформенного свитера, который он носит, об этом трудно судить. Мне становится
– То есть они никогда не были женаты?
– Насколько мне известно, нет, – говорит он.
– На мой взгляд, они были бы чудесной парой. Эдди – воплощение мужественности, а Эвелин – женственности.
– А мне он напоминает ковбоя. Микс Клинта Иствуда с Бертом Рейнольдсом. – Майкл вновь устремляет на меня взгляд из-под тяжелых век. – Эвелин когда-то жила на Святом острове, но потом переехала поближе к «Утренней заре», чтобы быть рядом с Эдди.
Едва он упоминает о Святом острове, как у меня в ушах раздается настойчивый шепот; я снова вспоминаю день своей свадьбы: я готова унестись туда в любую минуту.
– Она купила себе роскошные апартаменты, – продолжает Майкл. – Во всяком случае, по моим понятиям. Она больше не садится за руль и потому каждый день приходит к нам пешком, чтобы повидать Эдди. Эвелин сама превратилась в нечто вроде местной достопримечательности, к тому же она неизменно пребывает в радостном, приподнятом настроении. Она меня очаровала. Мне представляется, что некогда красавица Эвелин блистала в высшем свете.
– Красавица Эвелин! – Я лукаво улыбаюсь. – Похоже, вы в нее влюблены.
Майкл издает короткий смешок.
– В Эвелин все влюблены. Видели бы вы, какая она на фотографиях времен ее молодости!
Я вновь смотрю на них – на Эвелин, стоящую перед Кристиной, и на Эдди, сидящего на скамье. В нем есть что-то такое – правильные черты лица, благородная форма черепа, длинная, изящная шея, – из-за чего я не могу оторвать от него взгляд. Мне хочется смотреть и смотреть на него, сама не знаю почему. Быть может, из-за того, что только что рассказал мне Майкл. Симпатичные старики пробуждают в нас желание взглянуть на их движущееся изображение, причем сделанное в далеком прошлом…
– Вы полагаете, они любили друг друга? – спрашиваю я.
– Вполне возможно. Но почему-то мне кажется, что все было куда сложнее.
– У Эдди есть семья?
Майкл качает головой:
– Нет. Как и у Эвелин.
Мне приходит в голову, что она наверняка продала свой дом, чтобы переехать поближе к «Утренней заре». Эвелин пришла сюда, в галерею, и привела с собой Эдди, потому что хочет, чтобы он что-то вспомнил. Каковы бы ни были эти воспоминания, они, должно быть, очень ей дороги. И тут плавное течение моих мыслей вновь нарушает осознание того, что Джастин ушел от меня. Кто будет заботиться обо мне на закате жизни? Почти с уверенностью можно утверждать, что не он.
– С вами все в порядке? – доносится до меня голос Майкла. Он
– Со мной все хорошо.
– Идите сюда! – Эвелин призывно машет нам рукой.
И вот мы стоим перед картиной, на которой изображена девушка в бледно-розовом платье, едва ли не ползком продвигающаяся к дому, стоящему вдалеке, посреди неведомой глуши.
– Ну и кто такая эта Кристина? – с ленивым любопытством спрашивает Майкл.
– Девушка на картине, дубина, – ворчливо отзывается Ронни. – Неужели не понятно? На картине есть только одна девушка, больше никого.
– На самом деле, по-моему, главное на картине – это дом, – возражает Мартин. – Он напоминает мне о «Волшебнике из Страны Оз». Дом выглядит так, словно только что приземлился на картину после урагана и перенес сюда спящую Дороти.
– Это делает честь вашему воображению, Мартин. – Майкл одобрительно похлопывает его по плечу.
– Кристина была парализована, – сообщаю я им. – У нее была мышечная атрофия. Посмотрите, какие тоненькие, какие хрупкие у нее руки. – Я обвожу пальцем локтевой сустав Кристины. – Она была одинока, и люди могли лишь пожалеть ее, но Уайет явно разглядел в ней нечто героическое.
– Она была парализована? – удивленно переспрашивает Мартин. – Что ж, в таком случае, если эта девушка готова была проделать ползком весь обратный путь до дома, она, должно быть, действительно очень хотела туда вернуться.
– Мне нравится, что они во всем стараются увидеть хорошую сторону, – шепчет мне Майкл.
– Кристина прожила в этом доме всю свою жизнь, – добавляю я. – Холст буквально пропитан ее тоской по родному жилищу. Она сама по себе служит фоном, который затмевает остальное.
– Мне нравится такое объяснение! – Эвелин переводит взгляд на меня и смотрит так, словно после моих слов у нее вдруг открылись глаза. – Служит фоном… – Она улыбается. – Что ж, с уверенностью можно сказать одно: вы никогда не забудете, где находится ваш дом и откуда вы родом. Я готова в этом поклясться. – Она опускает взгляд, и на миг ее лицо становится грустным.
– В этой Кристине что-то есть. Она буквально преследует меня, – говорит Майкл. – Вы сразу понимаете, что она очень долго отсутствовала, а теперь отчаянно желает вернуться.
– Все дело в том, как она глядит на свой дом. – Соединив большой и указательный пальцы, Мартин делает вид, будто смотрит на картину сквозь видоискатель фотоаппарата. – Дом стоит на возвышении, и Кристина взирает на него снизу вверх. Он многое для нее значит.
Я поражена тем, что их реплики пронизаны добротой и проницательностью; Кристина и ее привязанность к родному очагу произвели на всех огромное впечатление.
– Она потеряла нечто такое, что ей необходимо, – серьезно замечает Эвелин. – Это – страшное проклятие. К несчастью, как и большинство из нас, она так и не овладела искусством забывать прошлое и идти вперед.