После того как ты ушел
Шрифт:
Нет.
Или же я чувствовала себя настолько счастливой, что попросту не замечала, что Джастин несчастен?
На меня лавиной обрушиваются сомнения и вопросы – бесконечные вопросы, – но они кружатся перед моим внутренним взором, как точки, не в силах соединиться в единую картину; я не могу осмыслить их и заставить сложиться в ответ. Я сползаю по стене и сажусь на корточки, глядя на сливное отверстие. Капли воды ударяются о мои колени и веером брызг разлетаются в стороны; ноги быстро затекают. Шампунь попал мне в глаза, и их щиплет. Я пытаюсь протереть их ладонями. Возьми себя в руки! В ушах у меня
Выйдя из душа, я пытаюсь вытереть волосы полотенцем, но руки у меня будто налиты свинцом. Тупо смотрю на свой мобильник, лежащий на тумбочке. До сих пор я как-то не замечала, что телефонное молчание способно причинять такую острую, гнетущую боль. Сколько раз я набирала номер Джастина? Сколько текстовых сообщений ему отправила? Сколько писем послала по электронной почте, но ни на одно из них так и не получила ответа и даже уведомления о прочтении. Я гляжу на телефон так, будто он сейчас подпрыгнет и набросится на меня, однако потом все равно смотрю на экран, на тот случай, если мой мобильный звонил, а я не слышала.
На кухне я собралась было приготовить себе чай, однако потом решила, что эта задача по плечу лишь Гаргантюа. Опустить пакетик в чашку… Налить воду в чайник… Из раковины омерзительно воняет, но разве мне теперь есть дело до запахов? Я заторможенно стою посреди кухни, а чайник тем временем начинает пробуждаться к жизни; уголком глаза я вижу его синий огонек, однако потом не выдерживаю, сдаюсь и возвращаюсь в спальню. Телефон по-прежнему лежит там, где я его оставила, и я набираю ее номер.
– Луиза… Привет. Это Элис.
Сердце у меня бьется часто-часто. Джастин наверняка сообщил своей секретарше о том, где находится. Раньше я шутила, что, если мы с ним окажемся в спасательной шлюпке и она начнет тонуть, Джастин сначала вышвырнет меня за борт к акулам, а потом уж возьмется за своих клиентов. Разумеется, это было неправдой. Тем не менее в ответ он всегда улыбался своей задорной, заразительной улыбкой, расплывавшейся от уха до уха.
– Почему ты так плохо о себе думаешь? – спрашивал Джастин.
Хороший вопрос.
– Джастина случайно нет поблизости? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь говорить спокойно и уверенно.
Никто ни о чем не должен знать.
Но я улавливаю в собственном голосе опасение и неуверенность; я боюсь как положительного ответа, так и отрицательного. Такое же чувство возникало у меня всякий раз, когда я пыталась расспросить маму о своем прошлом. Стремление узнать. Право на информацию. Злость из-за того, что приходится об этом просить. Противоречивый порыв: облегчить душу и при этом замкнуться в себе.
В трубке – зловещая пауза, после чего секретарша Джастина, со своим акцентом вечно изумленной уроженки Северо-восточной Англии, восклицает:
– Элис! Привет! Э-э, нет. Джастина нет в офисе. Ни за что бы не подумала, что вы всерьез рассчитывали его тут застать.
«Она все знает!» – думаю я. Но потом мысленно добавляю: «Нет, это невозможно».
– Скорее всего, он еще не доехал, – запинаясь, бормочу я. – Странно, но я никак не могу дозвониться ему на мобильный.
Хотя ничего
– Элис, у вас все о’кей? – Луиза, похоже, искренне встревожена.
– Конечно. Все в полном порядке. – Я смотрю на голубую рубашку с короткими рукавами, краешек которой выглядывает из корзины для грязного белья, и никак не могу понять, почему один только вид одежды Джастина вызывает у меня чувство собственной неполноценности. – Не могли бы вы попросить его перезвонить мне, как только он появится?
– Хорошо, конечно! Непременно передам вашу просьбу. Но вот в чем дело… Я была уверена, что вы об этом знаете. Джастин некоторое время будет работать дома. Я имею в виду, именно так он сказал, когда звонил сегодня утром.
Земля уходит у меня из-под ног.
– Он вам звонил?
Но ведь я ожидала, что он свяжется с Луизой. Почему же эта новость представляется мне самой ужасной из всех, что я слышала? Почти такой же ужасной, как известие о его смерти.
– Да, звонил. Примерно час назад.
При этом известии голова у меня идет кругом. Джастин звонит своей секретарше, но игнорирует жену.
У меня подгибаются ноги; впрочем, я и так уже сижу.
– Вот как… все в порядке. Прошу прощения. Я забыла. Джастин действительно говорил мне об этом. Но я по своему обыкновению пропустила его слова мимо ушей. – И тут мне приходит в голову: а почему Луиза не спрашивает меня о том, как прошел наш медовый месяц? Не потому ли, что Джастин ей уже все рассказал? – Сейчас я на работе… – А не догадывается ли она, что я нагло обманываю ее, и не представляется ли ей наш разговор нелепым и оскорбительным? – Я перезвоню ему домой.
Нажав кнопку отбоя, я застываю в оцепенении после только что состоявшейся беседы, вслушиваясь в странный, гипнотический шум крови в ушах, который затягивает меня, будто в водоворот, и лишь спустя некоторое время вспоминаю, что неплохо было бы одеться.
Джастин будет работать дома.
Я подхожу к гардеробу, но вместо того, чтобы достать оттуда юбку, тупо смотрю на бесчисленные рубашки, брюки, куртки и костюмы Джастина, в безупречном порядке развешанные по цветам, а также на его обувь, столь же безукоризненно выстроенную в ряд. Вещи, которые рано или поздно ему понадобятся. Это обязательно произойдет.
А значит, Джастин за ними вернется.
Я окунаюсь в серое утро, по своему обыкновению выйдя из метро за одну остановку до галереи, чтобы остальной путь пройти пешком. Именно их я любила больше всего на свете (до того как у меня появился муж, бросивший меня через пять дней совместной жизни) – эти двадцать минут наедине с собой по пути на работу и обратно; они походили на книжный форзац, который соединял один день с другим. Но сегодня выяснилось, что под обложкой скрывалась пустота. Я перехожу через дорогу, не обращая внимания на рев автомобильного клаксона и на человека, который, высунувшись из окна, орет на меня: