Последнее дело "Валетов"
Шрифт:
Полковник вызвал своего помощника титулярного советника Николаса и приказал:
— Закрой его где-нибудь и смотри, чтобы не сбежал. Да револьвер у него не забудь забрать.
— Карл Карлович! Радость-то какая! — соскочив с пролётки, Лавровский, как к лучшему другу устремляясь к Гехту. — Грешным делом, опасались вас не застать в Люблино.
— Позвольте, сударь, позвольте, — растерялся немец. — Разве мы знакомы? Хотя лицо ваше мне и.
— Конечно знакомы! Нас Павел Карлович друг другу представил. В «Яре»! Вы там с Михаем и Полем сидели.
— Не припомню,
— Как какой? — Алексей изобразил на лице искреннее недоумение. — Павел Карлович Шпе.
— У меня очень плохая память на фамилии, — поспешно перебил его Гехт. — Напомните кто это такой?
Он внимательно посмотрел на Лавровского. Ждёт условного знака, подумал тот, а я их «телеграфа» не знаю.
Так и не дождавшись ответа, Гехт решительно заявил:
— Позвольте пройти, сударь. Вы обознались.
— Ну, на нет и суда нет, — вздохнул Алексей. — В таком случае извольте сесть в пролётку.
— Как вы смеете?! Кто вы такой?!
— Придёт время — узнаешь, — пообещал ему Лавровский. — А саквояж мне отдайте.
Он ещё сам не решил, кем выгоднее представиться — сыщиком или совсем наоборот.
— Караул! Гра…
Крик застрял в глотке немца. Это на помощь товарищу подоспел Соболев. Ткнув Гехта револьвером в живот, он внушительно пообещал:
— Пикнешь ещё раз — пристрелю.
Усадив немца между собой, тронулись в обратный путь. Алексей лихорадочно соображал. Гехт явно шёл на железную дорогу. Станция «Люблино» находится почти рядом с дачным посёлком — сам вчера по карте смотрел. Так с чего его вдруг понесло на «Чесменку», до которой версты две? Утренний моцион? Именно там назначена встреча? Или решил сбежать из Москвы? Его размышления прервал истошный вопль немца.
— Караул! Спасите! На помощь!
По большой дороге, навстречу им ехал шарабан в котором вальяжно развалился дородный полицейский. Судя по важному виду и знакам различия на мундире, кто-то из начальства уездной полиции. Алексей полез в карман за своим открытым листом. Мать честная! Он ведь с утра одел не пиджак, в котором лежал бесценный документ, а сюртук. Это Сергей виноват. Все уши с утра прожужжал.
Придёт, говорит, дачу проверять солидный чиновник из губернского врачебного управления, а с ним босяк какой-то, подозрительно… Но делать теперь нечего.
— Гони! — велел он Семёну. — Может уйдём.
— Уйдём, Алексей Васильевич! Рысачок у них так себе, — успокоил извозчик. — Но! Пошёл, родимый!
Но тут вмешался Соболев:
— Стойте! Вы что это надумали?!
Остановились буквально бок обок с шарабаном. Гехт не унимался:
— Господин офицер, помогите! Шёл на станцию, никого не трогал. А тут эти разбойники налетели, схватили, везут неведомо куда!
— Кто такие? — властно спросил полицейский, направляя на них «Смит-Вессон».
— Саня! Здорово, видать, ты вчера погулял! — засмеялся Соболев. — Своих не узнаешь. Кизлярку пил или чихирь?
— Ваня! — обрадовался полицейский. — А я тебя чуть не.
— С тебя станется.
— Сам виноват. Чего это ты людей красть стал, как абрек?
— Очень
— Эх, Ваня. Когда только ты без толку геройствовать перестанешь? Везёшь буйного, а даже связать его не удосужился. Влетело бы тебе от нашего полковника за такой недогляд… Ну, езжайте — может ещё и успеете.
Обернувшись вслед удалявшемуся шарабану, Соболев пояснил:
— Это пристав 1-го стана Александр Николаевич Быстров. Мы с ним вместе на Кавказе служили.
Лавровскому доводилось слышать об этом человеке, как о самом метком стрелке во всей городской и уездной полиции. Он понял, если бы не Соболев, их поездка могла закончиться весьма плачевно.
Выслушав доклад Степанова и Малинина об их архивном поиске, Муравьёв собрал подчинённых и стал раздавать задания. Одного сыщика отправил на Петровские линии в гостиницу «Россия», где у Шпейера была когда-то «штаб-квартира». Другого — на Козиху, в ссудную кассу. хозяин которой покупал краденые вещи у «валетов». Третьему велел выяснить чем занимается сейчас бывший смотритель Московского тюремного замка, уволенный со службы за связь с мошенниками. Дошла очередь и до Соколова.
— А ты слетай на выставку, — распорядился полковник и протянул ему свежий номер «Московского листка» с репортажем Лавровского. Разговор гимназистов о камине был подчёркнут красным карандашом. — Глупость несусветная, но проверь, на всякий случай.
Соколов поручение начальника встретил без удовольствия:
— Ох уж эти писаки! Наврут с три короба, денежки получат, а мы проверяй.
Николас принёс объяснения Тимофея Ватошника по поводу вчерашнего дня.
— Весьма вразумительно всё изложил, — сказал он. — По минутам расписал, как вы приказали.
Муравьёв бегло просмотрел бумагу:
— Правдоподобно. Тем более кое-что, очень существенное, подтверждают и другие источники. Тимошка, со слов своего агента, пишет о рыжем бородаче, которого вёз Жданов. А вот рапорт пристава 4-го участка Мещанской части: «Двое, из задержанных во время облавы проведённой мной в Сокольнической роще после убийства извозчика, показали, что накануне на 1-м Лучевом просеке видели пролётку, в которой ехал мужчина лет сорока, широкоплечий с рыжей бородой лопатой, одетый в синюю поддёвку». Похоже не врёт Тимошка.
— Конечно не врёт, — вступился за своего любимца Николас. — Выпустить его?
— Выпусти, — распорядился Муравьёв. Но какие-то сомнения, видимо, всё-таки остались. — К краже на выставке его не привлекать. Пошли в Галафтеевский пассаж и в театр Бренко — там карманники совсем обнаглели…
Тем временем стала приносить результаты телеграмма, отправленная вчера во все участки. В гостиницах «Гранд Отель» на Сретенке и «Париж», что на углу Тверской и Охотного ряда, выявили постояльцев по возрасту и приметам схожих со «Щебневым». Полиция, под благовидными предлогами их задержала и доставила в сыскное. Разбирайтесь, мол, сами.