Последнее испытание
Шрифт:
– Вернемся к мистеру Колкитту, джентльмену из Миссисипи. Выходит, существовала тридцатипроцентная вероятность того, что он не прожил бы те четырнадцать месяцев, в течение которых оставался живым благодаря применению «Джи-Ливиа». Примерно так, правильно?
– Ну да, примерно так. Но давайте справедливости ради все же скажем, что речь идет о вероятности, составляющей от двадцати пяти до тридцати процентов.
Капеч старается быть справедливым и беспристрастным. Однако его готовность жонглировать цифрами – это еще один аргумент для присяжных в пользу того,
Стерн внимательно, оценивающе смотрит на Капеча. Тот явно наслаждается тем, что является для окружающих признанным авторитетом. Однако при всех его трениях с Кирилом трудно представить, чтобы Бруно был способен нарочно исказить статистические данные. У Стерна создается впечатление, что, если он попросит Капеча самому высказать свое мнение, а не будет оспаривать те высказывания, которые свидетель уже сделал, то доктор Капеч скорее будет исходить из своего в целом дружеского расположения к адвокату. Юристов обычно учат во время перекрестного допроса не затрагивать вопросов, ответа на которые они сами не знают и не могут предсказать. Но интуиция подсказывает Стерну, что в данном случае у защиты есть возможность набрать кое-какие очки.
– Значит, доктор Капеч, вы как специалист можете сказать, что мистер Колкитт или любой другой пациент, которому диагностировали вторую стадию немелкоклеточного рака легких, с большой вероятностью прожил бы больше, чем четырнадцать месяцев?
– Я не могу говорить о «большой вероятности» такого развития событий, – уточняет Капеч. – О хороших шансах на это – да. О большой вероятности – нет. Конечно, все это семантика, но для меня большая вероятность – это, скорее, восемьдесят пять – девяносто процентов.
Присяжные пока еще ничего не понимают, потому что их еще не успели проинструктировать по поводу некоторых тонкостей законодательства. Поэтому сейчас обмен репликами между Стерном и Капечем, должно быть, кажется им какой-то малозначительной пикировкой. Но дело в том, что отсутствие большой вероятности того, что умершие пациенты прожили бы дольше, если бы им не назначили созданный Пафко препарат, означает следующее: Кирил не совершал, просто не мог совершить убийство. Ведь убить призрака невозможно. Все, точка – главный медицинский эксперт гособвинения только что фактически засвидетельствовал, что Кирил невиновен. Быстро обернувшись, Стерн видит, как Марта поднимает ладонь к губам, чтобы скрыть улыбку.
Лидируя таким образом в счете, Стерн понимает, что сейчас ему лучше всего сесть на место. Но у него есть ощущение успеха, которое он часто испытывал при удачном для него перекрестном допросе.
– Что ж, давайте еще раз все проясним, мистер Капеч, – говорит он. – Пациенты, которым диагностировали немелкоклеточный рак легких второй стадии, очень серьезно больны, и, к сожалению, существует вероятность того, что недуг убьет их – независимо от применяемой методики лечения.
– Я не могу не согласиться с этим утверждением, – заявляет Бруно.
– И вы в своих свидетельских показаниях просто сравниваете, что произошло с теми пациентами,
– Верно.
– Вы согласны, что тот факт, что благодаря употреблению «Джи-Ливиа» им в среднем удалось прожить год, – это лучший выбор для таких пациентов в целом, даже несмотря на то, что в отдельных случаях были зафиксированы острые аллергические реакции?
Фелд заявляет протест на том основании, что, по его мнению, вопрос не имеет отношения к делу, но Сонни его отклоняет. Когда она смотрит на стол обвинения, лицо ее заметно мрачнеет.
– Да, мистер Стерн, статистика первого года намного лучше, – говорит Капеч. – Но, как вы знаете, обычно мы приходим к каким-то определенным выводам, базируясь на данных за пять лет. Поскольку «Джи-Ливиа» изъяли с рынка, у нас нет более долгосрочной статистики, даже единичные отчеты по этому вопросу редкость. Так что неизвестно, у скольких еще пациентов могла бы возникнуть аллергическая реакция с летальным исходом.
Стерн делает паузу. В том, что только что сказал Капеч, что-то не так.
– Под «единичными отчетами» вы подразумеваете отчеты о ходе лечения и состоянии каких-то отдельных пациентов, а не результаты целенаправленного исследования?
– Именно так.
– То есть вы хотите сказать, что располагаете какими-то единичными отчетами по поводу более продолжительного использования «Джи-Ливиа»?
– Нет, мне лично не доводилось их видеть.
Стерн знает, что это неправда. Они с Капечем в прошлом говорили не только о болезни самого Стерна, но и еще о шестерых пациентах, которых начали лечить с помощью «Джи-Ливиа» позднее – в конце 2013 и начале 2014 года. Пятеро пациентов, включая самого Стерна, еще живы.
– Но, доктор, вы хорошо знакомы по крайней мере с одним отчетом по поводу состояния пациентов, которые принимали «Джи-Ливиа» и прожили больше пяти лет, не так ли?
– Нет, не так, – заявляет Капеч и с самым решительным видом отрицательно качает головой.
– Разве вы не знакомы с моей историей болезни, доктор Капеч?
– Протестую! – резко выкрикивает с другой стороны подиума Фелд. То же самое делает и Мозес, находящийся за спиной своего помощника. В голосе федерального прокурора явственно слышно такое же возмущение, которое при открытии процесса вызвало у него упоминание Стерном гражданских исков, связанных с новым препаратом.
Стерн вертит головой. Существует железное правило, согласно которому юрист, участвующий в процессе, не может выступать перед присяжными в качестве свидетеля. Признавая свою неправоту, адвокат смотрит на Капеча и помахивает рукой.
– Я отзываю вопрос, – говорит он. – Продолжения не будет.
– Мистер Стерн! – возмущенно восклицает Сонни.
Только сейчас, как следует оглядев зал, адвокат понимает, насколько неверно он оценил серьезность ситуации. Судья, кажется, вот-вот испепелит его взглядом.