Последнее испытание
Шрифт:
Стерн чувствует, как сердце у него болезненно сжимается. Между тем Фелд улыбается и оглядывается на сотрудников прокуратуры и параюристов, сгрудившихся позади него за столом обвинения. Проигрыш, даже если человек знает о том, что он неизбежен, всегда воспринимается болезненно. Мэл Тули, не слишком чистоплотный в делах юрист защиты, незадолго до завершения своей карьеры как-то сказал Стерну: «Нам надо признать это, Сэнди. Мы никогда не бываем по-настоящему готовы получить пинок по яйцам».
Сонни между тем перечисляет выдвинутые против подсудимого обвинения. Она начинает с инсайдерской торговли, а затем переходит к мошенничеству и обвинению в убийстве. Судья явно решила проигнорировать все аргументы Стерна и говорит с живостью, которая вызывает у старого адвоката отчаяние.
Выступая, Сонни время от времени поглядывает своими темными глазами на скамью и, опустив руку, что-то там листает. Видимо, на скамье, кроме тома свода законов, лежат ее записи. Если Сонни взяла
– Мы все знаем, – вещает Сонни, – что говорится в соответствующей статье законодательства, касающегося убийств: «Человек, который убивает другого человека без законных оправданий, совершает тем самым убийство первой степени, если, осуществляя действия, которые приводят к смерти пострадавшего, он знает, что эти действия с большой степенью вероятности могут вызвать смерть или причинить жертве тяжелые телесные повреждения». Я хотела бы отметить для протокола, что начинала свою карьеру в Высшем суде округа Киндл, где мне неоднократно приходилось вести дела об убийствах. Близкое знакомство с законодательством по этому виду преступлений очень помогло мне в оценке аргументов обеих сторон в ходе данного процесса.
Это замечание явно рассчитано на апелляционный суд. Сонни напоминает его судьям, которые, в отличие от их коллег из федерального суда, в большинстве своем не имеют большого опыта в применении уголовного законодательства, что Сонни Клонски в этих вопросах далеко не новичок.
– Мы все также знаем, – продолжает судья, – что судебное преследование генерального директора компании – производителя фармацевтической продукции по статьям, связанным с убийством, – это нечто беспрецедентное. Правда, само по себе это ничего не значит. Но, поскольку факты уникальны, никаких прецедентных решений нет, так что здесь опереться не на что. Тем не менее бесспорным является тот очевидный факт, что семеро человек, перечисленные в тексте обвинения, принимали «Джи-Ливиа» и, если верить доказательствам, приведенным гособвинением, в результат этого умерли. Их гибель – это ужасная трагедия, и ее нельзя оправдать прозвучавшими в ходе перекрестных допросов предположениями, что их тяжелое заболевание все равно в конце концов прикончило бы этих людей. Но были ли они убиты? Гособвинение считает, что ответ на этот вопрос прост и очевиден. Кирил Пафко добивался того, чтобы препарат «Джи-Ливиа» стал общедоступным. Эти его действия, по мнению прокуроров, юридически незаконны, поскольку, с точки зрения обвинителей, получение препаратом лицензии УКПМ в итоге было достигнуто благодаря мошенничеству, а именно тому, что доктор Пафко скрыл факт внезапной гибели пациентов в ходе клинических испытаний. Зная об этих случаях, доктор Пафко не мог не понимать, что высока вероятность того, что часть людей, которые будут принимать «Джи-Ливиа», умрут от аллергической реакции на это лекарство.
Сонни делает небольшую паузу, а затем снова начинает говорить:
– Согласно показаниям доктора Пафко и его юристов, то, что произошло, нельзя считать убийством – по нескольким причинам. Самым серьезным аргументом, предъявленным суду, является то, что, как утверждает защита, согласно определению, зафиксированному в законодательстве, убийство – это преступление, совершенное намеренно с целью убить «отдельное физическое лицо» или нанести ему серьезный телесный ущерб. – Сонни делает пальцами жест, обозначающий кавычки, давая понять, что она точно цитирует фрагмент уголовного законодательства. – В то же время защита подчеркивает, что собранная доказательная база свидетельствует о том, что доктор Пафко не осознавал существования «высокой вероятности» того, что кому-либо из пациентов может быть нанесен физический ущерб. Вообще-то мы могли бы в этой ситуации прекрасно обойтись без личных свидетельских показаний мистера Стерна. – Сонни горько улыбается и поднимает взгляд своих темных глаз на старого адвоката, давая ему понять, что он все еще не прощен окончательно. – Но существует целый массив не вызывающих никакого сомнения показаний, говорящих, что для большинства пациентов, которым был диагностирован немелкоклеточный рак легких второй стадии, «Джи-Ливиа» – превосходное лекарство. Соответственно, как утверждают представители защиты, доктор Пафко считал, что в каждом из подобных случаев существовала высокая вероятность того, что «Джи-Ливиа» поможет пациентам, а не причинит им ущерб. Обвинение отвечает на это, что в законодательстве говорится о преднамеренном причинении тяжелого
Судья снова ненадолго умолкает, чтобы передохнуть.
– Представители гособвинения правы – закон действительно предусматривает ситуации, когда убитым вместо потенциальной жертвы оказывается другой человек. В деле «Соединенные Штаты против Кастро» и во множестве других аналогичных случаев подсудимого признали виновным в убийстве после того, как он выстрелил из пистолета в члена конкурирующей банды, а вместо этого попал в пятилетнюю девочку, которая сидела в проезжающем мимо автомобиле и в результате погибла. Но Кастро явно намеревался причинить тяжелый телесный вред другому человеку, не важно, кому именно. Похожая ситуация возникла в деле «Соединенные Штаты против Грэйнджер». В Хэллоуин подсудимая оставила рядом со своим домом вазу со сладостями, зная, что несколько конфет были отравлены цианидом. Грэйнджер не знала точно, кому именно она нанесет тяжелый телесный ущерб. Но она прекрасно понимала, что существовала большая вероятность того, что такой ущерб будет нанесен любому ребенку, который в силу собственного невезения получит дозу яда.
Соответственно, если исходить из буквы закона, обвинение может рассчитывать на то, что его точка зрения возобладает, лишь в том случае, если прокурор и его команда представят достаточно убедительные доказательства того, что у доктора Пафко имелись намерения причинить тяжкий физический вред тому или иному физическому лицу. Если доводы обвинения окажутся убедительными, а так должно быть на этой стадии процесса, будет признано, что доктор Пафко знал, что подвергает некоторых пациентов смертельному риску из-за возможной фатальной аллергической реакции. Но, с другой стороны, будет существовать «большая вероятность», – судья снова делает характерный жест пальцами, – того, что состояние многих пациентов, принимающих «Джи-Ливиа», будет значительно лучше, чем состояние тех, кто подвергается другим видам терапии. В этой ситуации ни один здравомыслящий присяжный не сможет прийти к выводу, что доктор Пафко имел сознательные намерения вызвать смерть какого-то отдельного пациента или причинить ему тяжкий телесный ущерб.
Пользуясь тем, что его частично закрывает стол, Стерн, не сводя глаз с судьи, протягивает руку в сторону и, нащупав пальцы Марты, пожимает их. Если судить по словам Сонни, получается, что они с дочерью выиграли. И все же осторожность подсказывает ему, что в последний момент может возникнуть какое-нибудь неприятное «но» – не зря ведь Сонни была столь осторожна в формулировках и явно учитывала возможность того, что дело может попасть в апелляционный суд.
И вдруг он понимает, в чем дело. Она выступает на публику – для читателей «Уолл-стрит Джорнэл», которые изучали ежедневные отчеты о ходе процесса, для обывателей, которые готовы после суда сделать вывод, что еще одному богатому типу убийство сошло с рук. Она изложила свое мнение письменно, потому что собирается предать его огласке – у судей так принято, когда им выпадает вести какое-то непростое, беспрецедентное дело. Делается это в интересах юристов и других представителей судейского корпуса – чтобы им было на что опереться, если они столкнутся с похожей ситуацией в будущем.
– Итак, мое судейское решение таково. Пункты обвинения с первого по седьмой, связанные с убийством, отклоняются без права возобновления. Остальные пункты обвинения остаются в силе. А теперь давайте сосредоточимся на том, что будет дальше.
В зале стоит мертвая тишина. Даже юристы, которых привели сюда другие дела, понимают, что происходящее в этот момент будет иметь серьезные последствия для исхода резонансного процесса. Рядом со Стерном застыли, словно изваяния, Мозес и Фелд. Они не решаются даже тихонько обсудить ситуацию между собой. Чуть обернувшись, Стерн бросает взгляд в сторону ложи обвинения – все остальные члены команды федерального прокурора тоже замерли и неотрывно смотрят на судью, словно ждут, что сейчас она скажет что-то такое, что разом отменит все сказанное ею прежде. Повернувшись еще дальше назад, Стерн ловит взгляд Кирила и быстро подмигивает ему.
Наконец Фелд поднимает руку:
– При всем уважении, ваша честь. Вопрос, по которому вы только что высказались – а вы заявили, что Пафко не замышлял убийства никого конкретно, – так вот, ведь этот вопрос в конечном итоге должны решать присяжные, а не судья. Разве не так?
– Мистер Фелд, я очень долго размышляла по этому поводу. Если бы имелись хоть какие-то доказательства того, что доктор Пафко имел намерение причинить ущерб кому-либо конкретному из пациентов, которые принимали «Джи-Ливиа», я могла бы с вами согласиться. Но таких доказательств нет. Я вовсе не выношу оправдательный приговор доктору Пафко. Он по-прежнему обвиняется в серьезных преступлениях, за которые может понести суровое наказание. Но в той части обвинения, которая касается убийства, доказательная база полностью отсутствует.