Последнее падение
Шрифт:
А у детей из младших групп была немного другая ситуация, точнее я была исключением из правил.
С младшими подгруппами просто не заключали контракты с проживанием. Но меня это уже не волновало, поскольку спустя два года в Академии, меня наконец-то перевели в среднее звено. Как и Татьяна, я теперь могла сопровождать ребят на летних сборах, а если повезёт, и Ирина Владимировна даст добро, то и на тренировочную базу сборной попаду – это, как вы понимаете, моя самая огромная мечта.
– Вообще, – мама громко и показательно зевнула. – У
– Так мы вам поможем! – закричала Татьяна от радости, чуть не рухнув с кровати.
– Привет, Танюша! – уже более бодрым голосом сказала мама. – Ты давно меня на громкую поставила, Лин?
– С самого начала, просто Танька молчала. Ну так что? Сможешь забрать нас пораньше?
Мы затаили дыхание в ожидание ответа, уже предчувствуя сколько вкусностей сможем набрать в свои корзинки. Мама, выждав театральную паузу, наконец-то ответила:
– Сегодня. В пять тридцать у ворот объединения. Ждать не буду, опоздаете – знаете, что будет. Спокойной ночи, курицы.
Последние слова моей матери мы уже не слышали. Телефон упал на кровать, новогодняя музыка из радиоприёмника, который успела включить Татьяна, завопила в два раза громче, а мы, представляя себя на съёмочной площадке новогоднего клипа, начали прыгать по кроватям и разрывать глотки, пытаясь «попасть» в ноты.
Наше веселье, которое постепенно начало перерастать в битву подушками, было прервано внезапным стуком в дверь.
Мы настолько хорошо знали всех наших друзей, что даже по стуку в дверь могли определить кто именно, стоит на пороге. Однако этот стук сразу нас насторожил, потому что обычно этот человек очень редко заходил в нашу девчачью обитель.
Татьяна слезла с кровати и помчалась к шкафу, ища в нём толстовку, которую утащила у Разнова, и крикнула:
– Иди открывай! Работаем по плану «2Б»!
План «2Б» – это план «Большой Беспредел». Обычно он начинал работать в самых крайних случаях, когда Татьяна не знала, что именно её ждёт и никак не могла предугадать исход событий.
Я же, запутавшись в одеяле и оказавшись на полу, пыталась быстрее выбраться из своей мягкой ловушки.
Из-за двери послышались достаточно громкие крики:
– Лия, мать твою! Я говорил, что не хочу сюда приходить. Мало того, что с утра, так ещё и перед самым отъездом.
– Во-первых, не только мою мать, но и твою – а значит мать нашу. Но это не главное. А во-вторых, девчонки – мои подруги, и меня мало волнует, что ты там хочешь, а что нет, Кирюша.
После этих слов я уже представила скривлённую рожу Трубецкого и рассмеялась во весь голос.
– Вот видишь, – сказала Лия, – Они там. Как я и говорила. Можно войти, девчонки?
– Заходите! – крикнула я, с другой стороны.
Дверь отворилась и на пороге оказалась бодрая и цветущая Лилиана (даже нам иногда непривычно было называть её полным именем. Обычно только
Перед ними открылась не самая красивая картина – я, лежащая на полу и пытающаяся выбраться из оков одеяла, и Татьяна, которая наконец-то вылезла из шкафа и озадаченно смотрела на меня.
– Так вот почему ты не открыла, – пробубнила Сова, помогая мне выбраться из западни. – Я уже хотела выписать тебе подзатыльник.
– Ты была слишком занята! – рявкнула я.
– И чем же? – поинтересовалась Лия.
Она была одета совсем по-простому, не так как обычно. Но даже так, в обычных голубых джинсах и белом вязаном свитере – она выглядела потрясающе, будто сошла с обложки какого-нибудь модного журнала. Её пряный аромат, с нотками красного перца, заполнил комнату, скрещиваясь с запахом обезболивающих мазей, которыми Татьяна натирала все свои кости. От Лии уже веяло новогодней атмосферой и вечерними посиделками перед камином.
Кирилл же, как обычно, натянул спортивный костюм, особо не заботясь о своём внешнем виде. Как бы мать и сестра не старались привить ему чувство вкуса в одежде, но Трубецкой не готов был променять свой наряд. Поэтому на всех важных мероприятиях, выражал глубочайшее недовольство по поводу своего официального брючного костюма, мечтая поскорее сменить туфли на кроссовки, а рубашку – на помятую футболку.
– Она устроила поход по шкафным полкам. Видимо туда завезли последнюю коллекцию, – съязвила я, показывая Татьяне язык. – Ну что? Откопала что-нибудь хорошенькое?
Татьяна лишь лукаво улыбнулась, намекая, что выскажет всё что думает об этой ситуации чуть позже.
Пока девочки помогали мне выбраться из одеяла и застелить кровать, Трубецкой зашёл к нам в комнату и рухнул на застеленную, хоть и повидавшую активную тряску – после наших прыжков – кровать Совиньковой и начал искать что-то под ней.
– Ты ничего там не найдёшь, – строго сказала Татьяна. – Тайник опустел.
– Твой может и опустел, а мои запасы должны были остаться. Или ты их тоже умяла? Тогда понятно почему я почувствовал лишние килограммы, когда поймал тебя с выброса.
Лия бросила на Кирилла предупреждающий взгляд, из-за чего тот резко умолк и продолжил свои поиски.
На самом деле, разозлить Трубецкую было практически невозможно. Она была настолько спокойной и умиротворённой, что никто не мог даже представить какую ересь нужно было сморозить, чтобы она хотя бы повысила голос. Однако Кирилл прекрасно знал свою сестру в гневе. Он говорил, что в порыве ярости, она намного хлеще их матери. И вообще, Лия в гневе – это самое страшное, что придумало человечество. Если поставить перед Кириллом выбор – кого он боится больше – мать, Славянскую или сестру? То ответ очевиден, он боялся Лию.