Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»
Шрифт:
Потому-то и аплодировали, до боли отбивая ладони, диктатору и вопили, срывая в натужном крике глотки, „ура”, что подсознательно видели в нем воплощение того, чему завидовали, чего хотелось бы достичь самим, но чего самим достичь не удалось, на что у самих не хват -ло бы ни силы, ни воли, чтобы вот так, перешагнув через все, железной рукой, не считаясь ни с кем и ни с чем, давить всех, кто не угоден, кто только сказал слово поперек, кто стал на пути, кого давно не терпелось разорвать на части, изничтожить, стереть в порошок. Об этом мечтали все, в таком количестве расплодившиеся маленькие, копировавшие его своими полувоенными френчами и загнанными в сапоги галифе месткомовского и жековского масштаба Сталины, только и ждавшие случая, как бы дорваться до нагана, а пока отводившие душу в анонимках, на собраниях распиная себе подобных, подстегивая свою
Он был их плотью от плоти. Он вбирал в себя их желания, их помыслы, то, в чем они боялись порой признаться даже себе, и осуществлял. Немыслимое — осуществлял. Как после всего было не поверить в его всемогущество и как было не уверовать в собственную непогрешимость, если осенена она была деяниями Всемогущего?
Эти, дожившие до времени Горбачева, маленькие Сталины — теперь, когда началась кампания против их идола, восприняли ее как кампанию против себя, как отрицание всего того, чему они служили, молились всю свою жизнь, как отрицание самой их жизни. И трудно сказать, что важнее — разрушение ли созданной Сталиным политической системы или же выкорчевывание сталинского наследия из сознания людей? „Сталинизм — это было нечто, глубоко сидящее внутри нас”, — размышляет спустя десятилетия один из сокурсников Горбачева по юридическому факультету Московского университета.
В то же время анализ советской прессы показывает, что все пороки системы стремятся объяснить пороками одного человека, что позволяет сохранить саму систему. Вынужденный уйти в отставку глава чешских сталинистов Гусак будет утверждать, что, „если и были какие-то ошибки (?), это — ошибки людей, а не социализма”. Но ведь строить „идеальное социалистическое общество, если это кто-нибудь в будущем опять задумает осуществить, всегда будут люди, и они всегда будут допускать ошибки, поскольку не рожденные в идеальном обществе идеальными быть не могут.
Возникает замкнутый крут, вырваться из которого можно, только включив перпетуум-мобиле постоянного уничтожения тех, кто неидеален, кто мешает создать идеальное общество. Легко писать о сталинских преступлениях. Они — в прошлом. Но чтобы лишить коммунистов будущего, надо рассказывать и об их настоящем. О том же, что творили Брежнев и его окружение, об этом в Советском Союзе пока пишут мало. О том, какой образ жизни ведут нынешние правители, об их квартирах и особняках на бывших Воробьевых горах, об их подмосковных дачах, об их дачах в Крыму и на Кавказе, об их охотничьих угодьях, яхтах, личных самолетах и поездах — вообще молчат. Но что происходит, когда это становится известным, — показывает происшедшее с гедеэровской компартией.
После того, как слово „Вандлиц” — район, где жили бывшие вожди, вошло в немецкий язык как символ замешанной на лжи и лицемерии коррупции, новому лидеру бывших немецких коммунистов Грегору Гизи не оставалось ничего иного, как признать, что коррупция Хонекера и его приближенных ,лишила партию морального авторитета”. Почему же 40 лет власти лишили морального авторитета СЕПГ, но семь десятилетий кровавого правления КПСС эту партию морального авторитета не лишили?
Ссылки на то, что партия ослушалась своего первого вождя, ничего не меняют. Выбрав Сталина, она тем самым взяла на себя вину и за этот выбор, и за все, что последовало после него. Это не только свидетельство интеллектуального и морального уровня партии, выбравшей себе такого вождя, но и ее беспомощности.
Происшедшее в России отнюдь не исключение. Так было всюду, где властью овладели коммунисты. Партия — повсюду и всегда покорная служанка при всех диктаторах. От Мао до Чаушеску. Повторение одного и того же отвергает утверждение о том, что происходившее было случайностью, вызванной каким-то особым стечением обстоятельств. Напротив, это была историческая закономерность. Партия без вождя ничто. Она — инструмент в его руках. Она не созидательная сила, а орудие террора и удержания власти. Террор был бы невозможен без послушной партии, без созданного
воздух Польши и потому избранной местом для наиболее чудовищных лагерей уничтожения. Без завета Ленина, „который учил... что каждый тек партии должен быть агентом ЧК, т. е. смотреть и доносить”, Сталину мало что бы удалось.
„Сталинский социализм плох, — пишут советские газеты. Надо вернуться к истокам — к социализму по Ленину”. На возврате к первому вождю зиждется идеология неоленинцев, стремящихся перешагнуть через труп вождя второго и вернуться к „вечно живому” вождю первому, и несмотря ни на что доказать, что построение социализма в СССР все-таки возможно. А советский юрист Б. Курашвили по-прежнему доказывает, что социализм — строй переходный, и в качестве желанного идеала преподносит коммунизм. Но ведь, судя по заключению академика Заславской, существующий в СССР строй, в котором причудливым образом смешались черты переходные от социализма к капитализму, азиатской деспотии, государственно-монополистического капитализма и каких-то иных типов общества, мало имеет общего с тем, что имеют в виду под социализмом неоленинцы. Выходит, только сейчас после семидесятилетних экспериментов они намерены приступить к его построению. Если принять вывод Б. Курашвили о том, что нынешний строй в СССР—это переход от жестокого авторитарного к авторитарно-демо-кратическому, что потребуется, может быть, 10—15 лет, прежде чем удастся перейти к демократическо-авторитарному правлению, что „пока социализм не будет экономически процветающим... демократический режим едва ли достижим”, то становится ясно, что старая сказка про белого бычка начинается сначала. Как в свое время остроумно заметил Маяковский: зайдите через сто- лет — тогда поговорим.
Стремление отделить Ленина от Сталина, доказать, как пишет Горбачев, что „человеческое лицо социализма” полностью соответствует мыслям Маркса”, обходит общеизвестные факты, подтвержающие, что Сталин осуществил многое, о чем мечтал Маркс. Так, сталинский колхозный строй, к примеру, полностью соответствует положениям Марксовой „Критики Готской программы”, где говорится о полном преодолении мелко-частного производства. Правда, Маркс не призывал к истреблению крестьянства, но это уже вопрос темперамента, или, как пишет советский философ А. Ципко в очерках „Истоки сталинизма”, отражение стремления Сталина „в соответствии с предначертаниями теории., ускорить движение России к коммунизму, начатое в 1917 г.”
Говорят, что любовь к литературе привил Горбачеву его дед по материнской линии. Но вместе с любовью к Пушкину и лермонтовскому „Герою нашего времени” убежденный коммунист приучил внука видеть „героев его времени” в тех, кто осуществлял коллективизацию. От этого он не может избавиться и поныне.
На дискуссии в Мичуринском сельскохозяйственном институте в Тамбовской области студенты доказывали, что крестьяне как определенный слой людей больше не существуют. По подсчетам советского ученого И. Бестужева-Лады из 150 миллионов крестьян в ходе коллективизации каждый шестой был или уничтожен, или поставлен в такие условия, выжить при которых было невозможно. Это 25 миллионов человек! И это были, в основном, работящие, знающие свое дело крестьяне! Вместе с ними навсегда ушли накопленные поколениями знания, навыки, и любовь к земле, и любовь к труду на земле. „Уничтожая крестьянство, мы разрушали государственные устои вообще”, — говорил
В. Белов, выступая на съезде писателей. Уничтожение людей людьми для истории не новость. „Нас осталось совсем немного. И те, что выжили, обязаны этим милости Божией”, — сетовал в 409 году св. Иероним после нашествия вандалов. Сталинские вандалы в отличие от древних уничтожали не врагов во время нашествия на чужую территорию. Они истребляли своих в мирное время на своей земле.
Не обошли они и родину Горбачева, куда его предки переселились с Украины в 1840-х гг. и где несмотря на годы советской власти, судя по всему, быт крестьян тоже больших изменений к лучшему не претерпел. Хотя и появилась в селе одна асфальтовая улица, остальные все так же при дожде превращаются в едва проходимое месиво такого же цвета, как и несущая темную глину речушка Егорлык. Мать его первая переехала в кирпичный белый домик с зелено-голубыми ставнями, оснащенный телевизором, водопроводом и канализацией. Но это такая же редкость в этих краях, как и пост КГБ, установленный в деревне для охраны матери генсека.