Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»
Шрифт:
Тамбовские студенты правы, утверждая, что практически крестьянство уничтожено, что люди забыли, как надо работать на земле, что единственный путь к возрождению крестьянства — это передача земли в его полное владение. Пока гарантий этого не будет, надеяться на достаток нечего. Хотя ему лучше, чем кому-либо другому известно состояние дел в сельском хозяйстве, которым он столько лет руководил, Горбачев никак не может решиться на радикальную реформу, отвергающую все то, чем гордиться приучил его уверовавший в правоту сталинских предначертаний его дед. По своему темпераменту и убеждениям он явно не был склонен к радикальным реформам. В своей речи накануне октябрьских торжеств 1987 года он упрямо доказывал, что альтернативного сталинскому пути не было. Следовательно,
А в Тюменской области, где с ХУШ века, несмотря на сибирскую стужу, выращивают капусту, в августе и сентябре 1988 года беспощадно уничтожали богатейший урожай, которым можно было обеспечить и трехмиллионное население этой области, и несколько соседних по той причине, что областные торговые организации заключили договор с южными республиками. И потому советским покупателям, наверное, долго еще придется слышать ответы вроде тех, о которых рассказывалось в распространенном анекдоте.
— Что, мяса нет? — спрашивает покупатель.
— В нашем магазине нет яиц, — отвечает продавец. — Магазин, в котором нет мяса, — напротив.
После 1987 г. взгляды Горбачева претерпели заметную эволюцию. Теперь он уже не решается открыто доказывать справедливость сталинского пути. Тем более, что его ближайший помощник А. Яковлев заявил, что альтернатива сталинизму существовала. По мере того, как растет сопротивление партийных кадров горбачевской программе, усиливаются и атаки на созданную Сталиным систему, которую защищают противники генсека. Теперь он понимает, что, только доказав порочность детища „вождя народов”, он сумеет выбить почву из-под ног своих противников. Искренен ли он в этом? Действительно ли он, как вновь прозревший и вновь познавший Бога христианин, наконец-то распознал дьявола в кровавом диктаторе? Скорее всего, все это вынужденно. Не исключено, что в глубине души он по-прежнему считает, что тот, на молоке учения которого он был вскормлен и взращен, был все-таки прав, но такова сейчас партийная жизнь, что для того, чтобы хоть что-то спасти из созданного бывшим кумиром, приходится сбросить кумира с пьедестала.
Подчеркивание пороков Сталина — эта попытка скрыть пороки марксистско-ленинской теории и тем спасти ее. Хотя Горбачев повторяет, что история отпустила мало времени для исправления ошибки, на эту кардинальную ошибку он не указывает. Он по-прежнему, как это было на встрече со студентами, на вопрос, не был ли захват власти большевиками ошибкой, уверенно отвечает: нет.
Он хочет, чтобы все ошибки прошлого были отнесены на счет одного человека. Ведь чем больше будут негодовать по поводу порочности Сталина, тем меньше будут ставить под сомнение необходимость октябрьского переворота. Тогда и прошлое представляется иначе. Тогда, как саркастически заметила „Литературная газета’,’ и в нашей истории не все так черно, и в ней есть белые пятна”.
Десталинизация преподносится как очеловечивание социалистической системы. В то время как сталинизм и есть наиболее полное вопло-
щение социализма, и речь должна идти не об очеловечивании социализма, а об избавлении от него. Репортаж из „трудового учреждения ВС—389/35”, что расшифровывается как пермский политлагерь № 35, французского журнала „Экспресс”, опубликованный в сентябре 1989 года, свидетельствовал, что и с такой приметой сталинского социализма, как ГУЛаг, нынешнее советское руководство все еще не покончило. Собирается ли оно уничтожить этот символ или же сохранит его как напоминание о том, без чего коммунистический режим существовать не может, — вызываемом им страхе?
— Страх еще не изжит. Нашей стране были нанесены колоссальные разрушения семьюдесятью годами марксистской революции, — заявил мне при встрече в останкинской студии телевидения ведущий популярной программы „Взгляд” Дмитрий Захаров.
В
Четыре с лишним года перестройки не вселили в людей уверенности в ее необратимостьА поведение властей по отношению к кооперативам лишь подтвердило утверждения скептиков о том, что в любой момент все может быть повернуто назад.
После многочисленных уверений в том, что это „всерьез и надолго”, и что, как и в случае с ленинским НЭПом, и на сей раз все оказалось не всерьез и ненадолго, осенью 1989 года предпринимается массированное наступление на кооперативы. Опять идеологи перестройки оказались неспособными предвидеть развитие событий и предусмотреть, к чему приведет развитие кооперативного движения. Они явно рассчитывали на то, что дело сведется к созданию маленьких ателье и закусочных, вроде тех, что торговали кофе и бутербродами на старом Арбате. Однако оперировавшие оборотом в 250 миллионов рублей кооперативы уже через два года располагали бюджетом в 13 (!) миллиардов рублей. За два года число кооперативов увеличилось в 10 раз, достигнув 133 тысяч. В них было занято свыше 3 миллионов человек. Это всего около 2 проц. от числа работающих в стране. Но количество работников кооперативов возрастало высокими темпами.
Какие бы ни произносились речи, реальным испытанием для советского руководства является его способность допустить образование в стране альтернативных структур. Как и ранее, альтернативная пресса, вопрос о многопартийности, создание шахтерами комитетов самоуправления — так и теперь возникновение в стране новой конкурирующей структуры — альтернативного работодателя — повергло власти в панику. Работающие в кооперативах становились экономически независимыми от государства, до сих пор монополизировавшего право на труд, а от экономической независимости лежал прямой путь к независимости политической.
Демократия не может существовать при управляемой из центра экономике, — говорит американский ученый С. Хатингтон. — Экономический плюрализм создает альтернативные источники власти за пределами правительства”.
Вот это и напугало партаппаратчиков, увидевших, что власть над экономикой ускользает из их рук.
На борьбу с кооперативами было брошено все. Были забыты все обещания, как это принято в правовом государстве, строго руководствоваться законом. Некоторое время позиция генсека по этому вопросу оставалась неясной и можно было предположить, что борьба с кооперативами ведется, в основном, недовольными реформами Горбачева партийными бюрократами. После его заявления в Киеве сомнения рассеялись.
„Берите ситуацию в свои руки, — призывал генсек. — А Верховный Совет вас поддержит”, т. е. действуйте в известном и привычном духе классовой и революционной законности, а необходимые, оправдывающие эти действия законы выпустим потом. Действия долго ждать себя не заставили.
„При чем тут закон, мы же для людей делаем”, — заявляет один из краснодарских чиновников, отдавая приказ о закрытии кооперативов.
„Мы должны реагировать по существу, а не по закону”, — вторит ему первый секретарь Краснодарского крайкома И. Полозков.
И после всех призывов Горбачева к созданию правового государства право в Советском Союзе остается на уровне ленинского указания руководствоваться не кодексом, а революционным правосознанием.
Приверженность Горбачева марксистской догме обнаруживала себя не только в политических вопросах. Американский экономист П. Десаи замечает, что с введением политики гласности советскому руководителю следовало основное внимание сосредоточить на увеличении товаров широкого потребления, а не концентрировать усилия на переоборудовании тяжелой промышленности. По мнению Десаи, вывод этот настолько элементарен, что удивляет, как могли советники Горбачева его не заметить. Для американского профессора это элементарно. Когда же посетившего советскую столицу другого американского специалиста спросили, какой курс по экономике он читал высокопоставленным советским администраторам, ответ был краток, но выразителен: „Подготовительный к начальному”.