Последний аккорд
Шрифт:
В больнице к мистеру Голду отнеслись с пониманием, что не помешало им выкачать у него три пробирки крови и прогнать его через томограф.
— Что же вы от нас убежали, мистер Голд? — весело спросил Джулс Уилкинсон, когда Румпеля после всех процедур разместили в прежней палате. — Мы вроде бы не кусаемся.
— Ужас как больницы не люблю, — усмехнулся Голд.
— Оно и видно… Ваше состояние можно назвать удовлетворительным.
— Я себя хорошо чувствую.
— И только потому что вам снова повезло. Но я бы на вашем месте больше не надеялся на везение. Итак…
Уилкинсон изложил новый скорректированный план
— Доктор Уилкинсон? — робко прервала она.
— Да, миссис Голд?
— Не хотелось бы спорить с вами, но можно ли мне присматривать за ним дома?
— А вы и правда не любите больницы, — рассмеялся Уилкинсон, обратившись к Голду, а затем ответил и ей: — Да, миссис Голд. Мы не можем удерживать пациента против его воли, так что если мистер Голд напишет заявление и заполнит стандартную форму отказа, то вы можете забрать его домой. Но как врач я бы рекомендовал этого не делать.
— А возможен ли… компромисс?
Компромисс был возможен, и они к нему пришли. Голда выписали на следующий день и утвердили очередной план наблюдения. Дважды в неделю к нему должны были присылать медбрата за анализами, а через пару недель ему самому было велено прийти на приём.
За исключением смены обстановки, всё было почти так же, как и в больнице. Румпель целыми днями лежал в кровати, пил лекарства и принимал посетителей. Среди них были, конечно же, Коль и Роланд, но теперь с Дженни, Ив, у которой появилась основания начать судебный процесс против капитана Маккарти, мистер и миссис Холл, от чьего повышенного внимания Белль удалось его оградить, и Реджина. Реджина приходила дважды и при первом посещении выглядела смущённой и виноватой.
— Если что, то я ни при чём, — в ходе обсуждения его побега сказала она Белль. — Это всё он.
— О, я знаю! — ухмыльнулась Белль. — Но чай лучше не пей. Шучу!
От чая миссис Брайант не отказалась.
— Кстати, Чарльза выписывают, — сообщила она, сделав маленький глоток из своей чашки. — Наконец-то.
— Вернётесь в Провиденс? — поинтересовался Румпель. — Домой?
— Увы, но нет, — покачала головой Реджина. — У нас ещё много дел в Нью-Йорке.
Это напомнило Голду, что и у него осталось ещё очень много дел, но пока он решил, что заслужил передышку и немного покоя, а потому не пытался вникать в эти дела, проводил время с семьёй, предвкушал скорый визит Альберта и семнадцатилетие Криса и сердился на Адама. Последнее он пытался скрывать, но молчание и отстранённость сына так его задевали, что это всё равно лезло наружу. Белль, как могла, сглаживала углы, но, как ни странно, чем больше она старалась, тем сильнее он раздражался. Однако нужно отдать должное Белль: при всей своей занятости, разрываясь между бесконечными деловыми встречами, Крисом, домом, она нашла время и для него. Она заботилась о нём, готовила специально для него, лечила его и проводила с ним каждую свободную минуту. Но у них всё равно было мало времени друг для друга, и даже когда они оставались ночью вдвоём, Белль просто сворачивалась клубочком возле него и засыпала. Он бы с радостью ей помог, но она воспринимала в штыки каждую
Во вторник Белль ненадолго ушла в офис, Крис — в школу, а Голд впервые за прошедшие дни остался один. Он решил воспользоваться случаем и нарушил сначала постельный режим, чтобы выполнить ряд несложных бытовых задач, а потом и домашний арест, чтобы выгулять пса и ненадолго вырваться из душной квартиры. Бродил он совсем недолго, не желая быть замеченным, и, невзирая на то, что ему удалось вернуться домой раньше жены, она пришла, когда он только-только закончил мыть собаку.
— Где ты был? — устало всплеснула руками Белль.
— Гулял с Раффом.
— Ты же обещал мне, что будешь хотя бы дома сидеть…
— Я не мог сидеть дома, — просто сказал Голд. — Мне душно.
— Тогда мог бы включить кондиционер! — проворчала она и ушла в спальню переодеваться. — Тебе нужно лежать и поправляться. Я знаю, что тебе скучно, но и меня пойми, пожалуйста!
— Да я в порядке! — бессильно возмутился он, следуя за ней. — На мне всё заживает, как на собаке.
— Ой ли!
— Да из-за чего ты на меня злишься? Явно не только из-за этого.
— Пошёл ты! — насупилась Белль и попыталась снова уйти он него.
— Извини! — он не дал ей уйти, поймал её за руку и притянул к себе. — Но со мной всё хорошо.
Прежде чем она успела ответить, он накрыл её губы своими и крепко прижал к себе. Она скучала по нему так же сильно, как и он по ней, а потому не сразу осмелилась оказать сопротивление.
— Сейчас?! С ума сошёл?!
— Совсем нет, — улыбнулся Голд, и не думая отпускать её. — А ты занята?
— Нет. Неа! — она слабо оттолкнула его. — Это не сработает!
— Как скажешь, — засмеялся он, немного ослабив хватку. — Но не ты ли говорила, что мне нужно лежать и поправляться?
— Ты правда думаешь, что я уступлю тебе, да? — сузив глаза, фыркнула Белль. — И что мы просто займёмся сексом, и я успокоюсь?
— А разве нет? — невинно спросил Румпель и снова притянул её к себе.
— Чёрт! Я себя ненавижу…
Дальнейшее сопротивление стало бессмысленным, и совсем скоро они получили всё, что хотели. Одежда на полу, смятая простынь, её руки, сжимающие его тело, её поцелуи, её исступление… Он как никогда радовался жизни, когда откинувшись на подушки и распростёршись на постели, смотрел, как любимая исчезает за дверью ванной комнаты. Улыбнулся, он задумался о том, сколько времени потратил на мысли о собственной смерти, в то время, как нужно было думать именно о жизни, и пришёл к заключению, что неправильно относился к своему решению стать смертным, и всё же ещё не мог полностью утвердиться в этой мысли.
Тем временем Белль вернулась к нему, поднырнула под его руку и блаженно вытянулась рядом, спрятав голову у него на груди.
— Я больше не убегу от тебя, — прошептал Румпель, целуя её в висок, надеясь, что её обида уйдёт. — Мне никогда не хотелось убегать от тебя.
— Верится с трудом.
— Но это так. Я больше не убегу и тебе не дам.
— Правда? — насмешливо спросила Белль, приподнявшись и нависнув над ним. — А если я буду очень стараться?
— Всё равно не дам, — он потянул её на себя, легко целуя в уголок губ. — Я больше тебя никогда не отпущу.