Последний аккорд
Шрифт:
— Спасибо, — смягчилась девушка. — Я это учту. А теперь извините меня…
— Конечно.
Мэлоди поспешила прочь, а Голд этим разговором привлёк к себе внимание местной полиции в лице шерифа Джонс.
— Мистер Голд!
— Эмма! — он наградил её дежурной улыбкой. — Чудесно выглядите!
— Спасибо! — поблагодарила Эмма и высказала следующее: — Вы меня не послушали, мистер Голд. Я уверена, вы знали, что я не разрешила Киллиану вести вас к Хельгримму.
— О, это очевидно, — согласился он. — Очевидно и то, что останавливаться я не умею. В конце концов, всё
— Но могло сложиться иначе.
— На мой взгляд, всё веселье в риске.
— Безосновательном и глупом.
— Мне кажется, что это по вашей части, — уколол Голд. — К тому я прекрасно знал, что я делаю.
— Верится с трудом, — буркнула Эмма.
— Я был бы разочарован, если бы вы поверили.
Эмма улыбнулась, и на этот раз вполне искренне. Он посмотрел на неё с теплотой и подумал о том, насколько тесно связала их жизнь, и о том, что они были не так уж и безразличны друг другу, и она, кажется, подумала о том же. Между ними повисло неловкое молчание.
— Спасибо за то, что поверили в меня.
— Спасибо, что не разочаровали, — усмехнулся Румпель. — Хорошо, что мы все нашли своё место.
— Да.
Эмма протянула ему руку, и он, немного поколебавшись, её пожал. На том они и расстались.
Голд думал, что теперь никто не помешает ему благополучно добраться до своих, но сам остановился, заметив, что Вэйлы собрались уходить. Он подумал, что больше никогда не увидит Виктора и, коротко и вполне обыденно простившись с его семьей, ему он с особым смыслом сказал:
— Прощайте, доктор Франкенштейн.
Вэйл улыбнулся одними губами и покачал головой.
— Я не стану прощаться с вами, мистер Голд, — спокойно произнёс он. — Вы ещё вернётесь в Сторибрук.
— Не вернусь, — ответил на это мистер Голд. — Всегда есть самый последний раз, и это мой самый последний.
— Как скажете, — пожал плечами Вэйл. — Прощайте.
Голд проводил его взглядом и ненадолго выпал из реальности, обдумывая, насколько справедливы слова врача, и не заметил, как к нему подошла Реджина.
— Грустишь?
— А? — встрепенулся Голд. — Разве?
— Ты всегда грустишь, — вздохнула она. — Другим ты бываешь очень редко.
— Тогда твоя догадка бесценна, — съязвил он, но она пропустила его слова мимо ушей.
— Причина?
— Мне нужна причина?
— Я понимаю, — заверила его Реджина и глубокомысленно изрекла: — Как бы всё грустно ни было, стоит помнить, что мы сами получили амнистию только потому, что дали её друг другу.
— Ты права, — улыбнулся Голд. — Чарльз глух к этой здравой мысли?
— Чарльз сейчас глух ко всему, — отмахнулась она. — Нельзя его за это винить. Прошло слишком мало времени.
— Да, мало, — кивнул он и замолчал, а затем почему-то принялся рассматривать свои ботинки.
— Зачем тебе нужен был заключённый? — просто спросила она. — Ты ведь только за этим приехал?
— Да, только за этим, — ответил Голд. — Хотел удостовериться, что не схожу с ума.
— И как?
— Я не схожу с ума.
Отчего-то они рассмеялись, хотя ничего смешного здесь не было. Он бросил взгляд сквозь
— Белль за тебя сильно переживает, — Реджина тоже на неё смотрела. — Ей с трудом удавалось не говорить о тебе.
— Да, — помрачнел он. — Я поражаюсь, как она ещё от меня не устала. Я часто даю ей повод для переживаний. Однажды её терпению наступит конец.
— Не наступит. У наших сказок нет конца, — возразила Реджина. — Но тебе всё равно стоит прекратить давать ей такой повод.
— Проще сказать, чем сделать, поэтому я завязал с громкими обещаниями.
— Обещаешь?
— Это даже не забавно, — фыркнул Румпель. — Поговорим позже?
— Разумеется.
Она театрально отошла в сторону, как бы открывая ему путь, и он, шутливо поклонившись королеве, вернулся к Белль и обнял её так, будто отсутствовал несколько дней, а не навернул всего один лишь круг по владениям Зелены. Свою сентиментальность он списал на подавленное настроение, странные докучливые разговоры и шампанское, которое всегда действовало на него не самым лучшим образом.
Через полчаса разрезали торт. И Коль, как и прочие, взяла небольшой перерыв на десерт, к которому так и не притронулась. Она очень устала, и Голд молча выразил ей своё сочувствие.
— Вы ещё долго будете играть? — осторожно поинтересовался не менее уставший Роланд.
— Уже скоро… — протянула Коль и откинулась назад, но тут же села прямо, заметив, что за их столом кое-кого не хватает. — А где Крис?
— Он был… — Голд привстал, чтобы было видно подростков, столпившихся у ивы, и не увидел их. — Я снова его потерял.
— Это не сложно, — вздохнула Белль. — Он где-то пропадает весь вечер. Не думала, что он так сильно скучает по своим одноклассникам.
— По ним или только по Эльзе, — отметил Роланд. — Я не вижу только их.
— Наверное, они где-нибудь вместе, — Белль отодвинула тарелку со своим куском торта и положила голову на руки, скрещённые на столе. — Они же большие друзья.
Голд поискал Криса взглядом и понял, что Роланд прав: многие подростки были тут, сидели в своей компании или с родителями, а Криса не было. Тогда он принялся смотреть внимательнее, ориентируясь уже на Эльзу.
Он нашёл родителей Эльзы. Эмма сидела в обнимку с Реджиной, и они тихо перешёптывались о чём-то приятном, Киллиан что-то оживлённо рассказывал Генри и Чарли, которые с невозмутимым видом расправлялись с тортом, неподалеку с отсутствующим видом развалился на стуле Лиам, и рядом с ним, такой же весёлый и жизнерадостный, расположился Лео Нолан. Дэвид и Мэри-Маргарет танцевали, составив компанию Зелене и Джастину, но большую часть присутствующих одолели лень и сытая сонливость, и многие уже собрались и ждали уйти. На мгновение Голду показалось, что он увидел Эльзу, но это была не она, и ему ничего не оставалось, кроме как признать поражение. Тяжко вздохнув, он взял из вазы одно из зелёных яблок, взвесил на ладони и откусил. Белль, Коль и Роланд посмотрели на него, как на нарушителя спокойствия, зато Дженни он вдруг стал очень интересен, как и само яблоко, которое она тут же потребовала отдать ей.