Последний бебрик
Шрифт:
— Завод! Тит мне сказал, что у него есть завод! Что-то с костной мукой там делают… Вдруг это — человеческие кости?!!
— Человеческие, человеческие, — успокоил Мандрыгин, не вдумываясь; он наблюдал за канканерками.
— Тит заявился ко мне после того, как я ангела ударил, — признался Май.
— Опять за свое? — огрызнулся Мандрыгин. — Уймись. Сейчас в зал пойдем. Я впереди, ты за мной. Петь, плясать, играть на дудке буду я. Тебе задание такое: улыбайся кроткой улыбкой немого идиота. Понял?
Май машинально кивнул и взмолился:
— Не могу я в зал! Я ведь здесь случайный человек! Пожалей меня, друг!
— Заткнись, неврастеник, — цыкнул Мандрыгин, воинственно
«И-и-и-и-и!» — завизжали монашки, садясь на шпагат. По залу прокатилось финальное тремоло, и музыка оборвалась. Мусье Шарль присоединился к канканеркам — выскочил на сцену, начал шикарно раскланиваться, приподнимая канотье и зловеще-сладко улыбаясь. Разморенный, обожравшийся зал аплодировал вяло, но благосклонно. Мандрыгин поправил кушак, сделал шаг вперед.
— Мне… плохо… сердце… — бездарно соврал Май.
— Ну и сиди в углу, чучело! — швырнул Мандрыгин, не оборачиваясь.
Май спрятался за портьерой. Ему чудилась беда, неминуемая беда! С жаркой ненавистью смотрел он вслед артисту: если б не их роковая встреча, царь Кадм уже начал бы вовсю угнетать бебриков — в первой главе романа. Да, роман — заказной, ну и что! Разве, к примеру, опера «Аида» — не заказное сочинение? Неужели Верди интересовался моральным обликом заказчика? И будь это Тит Глодов, Верди не стал бы донимать его унылыми расспросами: «Вы, случаем, не делаете сувениры из костей мертвецов? Ах, делаете-е!.. Тогда — вон подите. Потому что я — сама чистота и добродетель!»
Да мало ли кто дает заработок творцу?! Это может быть идиот, растлитель, убийца, вор. Не был разве жесток правитель Флоренции, Лоренцо Великолепный? Был! Но кого волнуют страшные казни, когда речь идет о человеке, вскормившем Микеланджело! И сам титан Возрождения вряд ли кочевряжился, получая заказы от своего патрона. Можно подумать, титан не знал, что этому прославленному эстету прирезать человека — раз плюнуть. Знал! Но стыдом не терзался. Не причитал, как малокровный советский образованец: «Ой, мама дорогая, что делать? Ведь нехорошо ваять для такого монстра!»
Май вспоминал легендарные имена, нарочно умаляясь и в умалении находя себе оправдание: «Я трус и ничтожество. Прячусь, как крыса, от Тита. Потому что со стыдом своим боюсь не совладать. Тогда — конец: торжествующая нищета; ивовые корзинки; Туся: „Я вырасту и стану проституткой, они богатые“. Нет! Хочу десять тысяч долларов! Разве преступление хотеть денег за свою работу?!» Май опомнился, выглянул из-за портьеры и вновь спрятался, увидев в ложе Ханну, ртутный блеск ее волос. «Что ж вы, Божье воинство! — возроптал Май. — Что ж вы такие… никчемные! Анаэль, где твоя сила?! Ведьма Ханна одолела тебя. Ее протеже, Тит Глодов скоро будет бессмертием торговать, вместе с НОГОЙ. Может, и мне льготой обзавестись, когда деньги за бебрика получу?.. „Разве купишь ты бессмертие за все свое золото и кто, скажи мне, герцог, продаст тебе его?..“ Неужели это я написал?!»
— Ты!
Май в испуге уронил бандуру. Дюжий официант вырос перед ним, отдернув портьеру.
— Эй ты, казачок! Сейчас охрану кликну! Может, ты шпион из газетенки!
— Я… ассистент, — начал оправдываться Май. — Меня Гормотун привел, то есть Мандрыгин…
— Ну и двигай к нему, а то наблюешь тут раньше всех гостей. Это — ихний угол для блевания. Па-ашел отсюда!
Май покорился, понимая, что повис на крючке у беды, и глупо надеясь спастись — сорваться и ускользнуть. Но как?! Он замешкался, оценив, как далеко заветные витражные двери — в другом конце зала. Слева от Мая, напротив сцены, царственно восседала Ханна, затянутая в глухое пурпурное платье, расшитое черными сверкающими каменьями.
Никто здесь не хотел слушать дудку Мандрыгина, песен и танцев его тоже не хотел. Но на такой случай у артиста был припасен коронный акробатический трюк: остановившись у стола, он вдруг молниеносно перелетал через него, не зацепив ни одного бокала, ни одного графина или вазы. «Как дух! Как Нижинский!» — непроизвольно восхитился Май. Кругом ахали, хлопали. Мандрыгин собирал жатву — за кушак ему совали купюры. Мая артист не замечал. После очередного прыжка, когда Мандрыгин изловчился в полете схватить со стола бутылку шампанского, ловко приземлиться и откупорить ее, — началась овация. Успех был на руку Маю. Он решил, воспользовавшись суетой, прошмыгнуть через зал. Не удалось! Какой-то пьяный шутник вилкой подцепил Мая за широкую штанину, дернул, и тот растянулся на хрустальном полу; бандура, как по льду, заскользила между столами и уткнулась в сапог Мандрыгина. Тот обернулся, все понял, закричал: «Браво-о!»
Зрители подумали, что падение — комический аттракцион и зааплодировали. В оркестре кто-то не удержался, дунул в трубу — будто стегнул коротким резким звуком. Мандрыгин подбежал к Маю, поднял его, шутовски ударив бандурой по голове. Май испугался по-настоящему: присел, закрывшись руками. Он был жалок и, сам того не подозревая, выступал в амплуа белого клоуна — рядом с рыжим, Мандрыгиным. Тот с ходу перелетел через стол шутника, сунул за кушак вознаграждение, подхватил Мая под руку и зашагал к витражным дверям. Оттуда сигналил белым платком мусье Шарль: мол, время жатвы кончилось, пошли вон! Друзья беспрепятственно миновали зал, и Май уже готовился торжествовать победу над роком: спасение было близко! Но в оркестре — как назло — вновь дико вскрикнула труба, и перед друзьями объявился клон-охранник.
— Вас в ложу просят.
— Мерси! В какую, служивый? — азартно откликнулся Мандрыгин.
Май догадался, в какую, и слабо запротестовал:
— Нет! Нет!
— Жди меня. Я скоро, — покладисто сказал артист, отпуская руку друга и поворачиваясь лицом к залу.
Май стреканул было наутек, но клон остановил, обхватив его шею двумя пальцами — большим и указательным.
— Куда-а! Велено обоим в ложу!
Май пискнул:
— Помогите!
Клон от неожиданности выпустил его. На шум подоспели двое официантов и маленькое оскаленное чудовище — мусье Шарль. Они окружили Мая.
— Василий! — простонал он.
Артист обернулся, и Май протянул к нему руки с мольбой:
— Покажи деньги!
Мандрыгин в недоумении вытащил из-за кушака пачку купюр. Май выхватил ее, с отчаянием сунул в руки мусье Шарля:
— Возьмите! Только помогите бежать!
— Ты что, кретин, делаешь?! — прозрел Мандрыгин и прыгнул на мусье Шарля, как павиан.
Не тут-то было! Не нашлось еще такого счастливчика, который сумел бы отобрать деньги у малютки Шарля! А тут еще и свита заслонила своего, какого-никакого начальника. Он злорадно выглянул из-за атлетических спин, растопырив ручонки; денег в них не было — испарились!