Последний бебрик
Шрифт:
Тит тяжело плюхнулся на старушкину кровать. Он был катастрофически неузнаваем: белый смокинг в пятнах вина и грязи, ворот рубашки надорван. Полнокровный уверенный мужик превратился в пришибленное горем существо — колбасные уши будто заплесневели, синие глазенки выцвели и ввалились, а живот стал похож на растянутый вялый пузырь. Тит был жалок, мерзок и зол. Май чувствовал, что близка развязка этой мизансцены — развязка адская, бредовая и, вероятно, непоправимая для всех присутствовавших. Тоска охватила его.
— З-з-з-з-з-з!..
Звук
— З-з-з-д-д-е-е-е-с-сь… он-н!
«Не комар», — понял Май. Он не успел вздохнуть, как Рахим протянул за ширму руку, цапнул его за красный сапог, выволок наружу, бросил к ногам Тита и злорадно заметил:
— Думал, не найде-ем, да? А-абмануть хоте-ел, да?
Май безвольно молчал. Молчал и Тит, но Рахим с рыжебородым подручным, вбежавшим в комнату, понимали хозяина без слов. Рахим — с величайшей осторожностью, даже со страхом — начал разворачивать кокон. Рыжебородый больно сжал руку Мая; тот закрыл глаза — больше ничего не оставалось. За опущенными веками, в манящей искристой мгле, промелькнула карета господина Гофмана…
Когда Май нехотя открыл глаза, перед ним на столе лежала Ханна. Сверкание окутывало ее: переливалось вышитое черными каменьями пурпурное платье, сиял алмазный полумесяц-гребень. Мертвый взгляд ведьмы был вызывающе устремлен вверх, руки вытянуты вдоль тела, из прически выбились и облепили шею змеистые черные пряди. Красота Ханны все так же пронзала сердце, но яркие краски лица начали необратимо тускнеть: угас опаловый взор, поблекли карминовые губы. Что-то еще неприятно смутило Мая в облике мертвой красавицы, но он не стал всматриваться и, повернувшись к Титу, воскликнул затравленно:
— Зачем вы все это устроили?! Заберите ваши три тысячи, которые в стиральной машине, и забудем друг друга!
— Уже забрали, хозяин, — раболепно ввинтил Рахим и вручил Титу пачечку долларов.
— Идиот! — взъярился Тит, подпрыгнув на кровати так, что горка подушек развалилась.
— Я понял, что а-ата-брать нада, если он… — Рахим указал пальцем на Мая, — …если он — нехароший человек.
Тит резко привстал и два раза ударил Рахима пухлым кулаком по сусалам:
— Кто тебе сказал, что он — нехороший человек? Кто?!
— Вы сам приказали схватит, я и решил…
— Не твое, пес собачий, дело — решать! Много на себя берешь! Вали отсюда!
Рахим ретировался в прихожую. За ним шмыгнул бородач — в страхе перед разбушевавшимся хозяином. Тит встал, взял Мая под руку, попытался усадить на кровать, рядом с собою. Тот руку свою выдернул, остался стоять. Тит страдальчески взглянул на мертвую ведьму и протянул Маю доллары:
— Семен, эти деньги — твои! Не серчай на моих подлецов!
— Что вам надо? — выдавил Май, нетвердо отступая.
— Семен! Хочешь, три тысячи превратятся в тридцать, а в придачу я тебе подарю эту квартирку? —
— Нет! — вскричал Май, чувствуя за спиной чесночное дыхание Рахима. — Зачем вы принесли сюда тело?!
— Она велела, — страдальчески пролепетал Тит, показав глазами на Ханну.
— Но она же… мертвая, — содрогнувшись, прошептал Май.
Тит внезапно зарыдал, тряся брыльями:
— На тебя вся надежда, Семен!
— Это какое-то чудовищное наваждение! — простонал Май. — Может, вы меня так наказать вздумали? Но я — не убивал! Она — сама! Все видели!
Май взглянул на тело и не увидел ножа с рубиновой рукоятью. Рана под левой грудью была как черная влажная щель, почти незаметная на бисерной вышивке платья. Щель… дышала: то раскрывалась, то сжималась!
— Здесь был нож… — растерянно пробормотал Май.
— Из-влек-ли-и… — вдруг жалобно хлюпнула щель.
Это был голос, недавно обескураживший Мая странным зудением.
— Выходит, она не умерла?!
— Умерла! — прорыдал Тит. — Это в ней дырка от ножа говорит!
— У-у, подлая бесовщина! — заломил руки Май. — Отпустите меня, Тит! Ну что вам надо?!
— Наклонись — скажу-у… — прохлюпала дыра, пузырясь черной кровью.
— Нет!!
Май отпрыгнул к лоджии, но Рахим с бородачом поймали беглеца, подтащили к мертвой ведьме и согнули так, что ухо его почти коснулось отвратительной дыры. Она булькнула и влажно прохрипела:
— См-м-ерть вы-ко-ло-тить на-до-о!..
— Понял? — крикнул Тит, бегая вокруг стола. — Надо смерть выколотить из моей красавицы!
— Сами и выколачивайте! — простонал Май.
— Она велела, чтобы ты!
— Ну почему ее, проклятую, Анаэль огнем не сжег?! — возопил Май, вырываясь из рук охранников, как Лаокоон из объятий змей.
Услышав про огонь, Тит не стерпел — схватил за горло ненавистного Мая:
— Садюга! Я тебе покажу — огонь!!
Впрочем, он сразу опомнился, отскочил и плачуще протренькал:
— Ну прости, Семен! Выколоти смерть — озолочу!
Охранники наконец отпустили Мая. Он был сильно помят, рубаха порвана. Господин Гофман взирал с любопытством на все это безобразие и, верно, прикидывал — по писательской привычке, чем закончится фантасмагорическая сцена: выколотит Май смерть из ведьмы или каким-то чудом выкрутится — избегнет ужасного действа.
— Кто дал вам право надо мной измываться, чтобы я всяких демонов реанимировал?! — закричал Май.
— Ты… сам… дал!.. — гнусно прохлюпала дыра.
— Когда? Как?!
— Когда… ни «да», ни «нет» не сказал… только… мямлил… суетно…
Диалог прервал Рахим; он вручил Титу телеграмму из Канева, отнятую у Зои.
— Супер! — обрадовался Тит, прочитав текст, и приказал: — Рахим, выставь пост около дома. Девок перехватить и ко мне в загородный офис, в подвал.
Май жалко ссутулился, заморгал желтыми глазами.