Последний берег
Шрифт:
Увы, новая жизнь не может появиться из ниоткуда только лишь потому, что отсекли старую. На месте ампутированной конечности не вырастет новая нога с упругими мышцами, обтянутая розовой кожей.
Я знаю, что теперь пациентам вводят перед процедурой обезболивающее и мышечный релаксант, чтобы уменьшить причиняемые страдания. Но это только привилегированным пациентам, богатым, известным, тем, кто на виду. Тем, у кого есть родные, желающие им добра. Но в тех клиниках, где лежат убогие, обездоленные, одинокие – там электрошок делают все так же по старинке. Лечение превращается в наказание. Пять, десять, двадцать процедур. Приток крови к мозгу увеличивается почти на четыреста процентов, давление крови может увеличиться на двести процентов. Такое чрезвычайно высокое давление крови перегружает механизмы
Даже если человеку суждено выжить… Электросудорожная терапия превращает нормальную физиологию мозга в ненормальную. Доктор Бернард Элперс не так давно провел первые патологоанатомические исследования результатов электросудорожной терапии и опубликовал результаты в журнале. Кровоизлияния и разрушения тканей. Остановка сердца. Асфиксия. Но над ним посмеялись, его исследование отвергли. Зачем думать, как это работает, если это работает? Какие только реплики не прозвучали – из всех стран и городов!
– Да, это разрушительный процесс, но ведь он каким-то образом приводит к улучшению, оказывает благотворное вегетативное влияние, порождает бессознательный опыт умирания и воскрешения.
– Электрошоковая терапия вызывает у пациента страх, который и приводит к стабильной ремиссии! Кроме того, больной часто чувствует себя виноватым и ощущает потребность быть наказанным, а терапия удовлетворяет его потребность и приводит к спокойствию!
«Ну и чем же современная психиатрия в таком случае отличается от той, с плетьми и ямами, полными змей? – хотелось бы мне спросить этого палача от медицины. – А про «потребность быть наказанным» вам вообще следовало бы постыдиться упоминать, несчастный вы мазохист!»
– …Низводит личность на иной уровень и таким образом облегчает приспосабливаемость, ведь чем примитивнее человек, тем легче и проще ему живется.
«Приставьте себе электроды к мозгам, чтобы облегчить жизнь», – вот что я бы сказала этому ученому мужу.
«Ослабление умственных способностей – это важный фактор в процессе лечения, – с огорошившей многих прямотой высказался немецкий психиатр Майерс. – Мы считаем, что пациент достиг достаточной степени улучшения, когда он начинает ходить под себя или действует и разговаривает как четырехлетний ребенок».
Вот он, истинно тевтонский подход! Поговаривали, что в начале войны электрошок в немецкой армии применяли вовсе не для лечения. С его помощью решено было приводить солдат к окончательному повиновению. Но вскоре от этого метода отказались – слишком трудно было соблюсти меру, солдаты зачастую впадали в детство и забывали, как стрелять.
Повреждение мозга, утрата памяти, дезориентация, создающая иллюзию того, что с проблемами покончено. Вот что такое электрошок. Я написала статью в «American Journal of Psychiatry», там были такие слова: «В ходе наблюдавшихся мною случаев лечения шоковой терапией мы пришли к убеждению, что можно было бы добиться лучших результатов, потратив время и энергию на более конструктивные программы. Если говорить прямо, то мы не верим, что, сделав из мозга омлет, можно рассчитывать в итоге на что-либо иное, нежели омлет из мозгов».
И все же электрошок был наименьшим злом. Да, да, это были еще цветочки. Больные продолжали мозолить глаза и занимать койки, лечиться и питаться за государственный счет. Им все так же необходимо было постельное белье и обученный персонал. Нельзя было приставить к каждому доктора для психоанализа и терапии. Не было денег, чтобы вкладывать их в развитие фармацевтической и химической промышленности и искать лекарства. Деньги уходили на войну, на оборону, да на что угодно! Кроме собственно самого главного.
Фримен и Уоттс! На месте Жанны я бы убежала из клиники, визжа от ужаса, немедленно развелась бы с мужем, пусть бы мне это стоило половины состояния, только бы не встречаться с этими двумя пионерами лоботомии! Но разве не была она больна, а я в добром здравии? Разве не я должна была предупредить роковую ошибку?
Я сознавала, что осталась в одиночестве. Психиатрическое сообщество было потрясено открывшимися возможностями. Больше никаких
Но нет. Это слишком долго и хлопотно. Двадцатый век требует высоких скоростей. Женщине пришлось бы лечь в санаторий, и мужу пришлось бы щеголять в это время в неглаженых сорочках. Семье пришлось бы платить деньги, а они ведь только что купили в рассрочку автомобиль. Современный автомобиль куда важнее душевного здоровья! Да и сам факт пребывания в санатории – как скрыть его от приятельниц по дамскому клубу, как смириться с тем, что твою болезнь станут обсуждать за партией в бридж? Да и для чего все эти хлопоты, когда рекламируется легкая, безболезненная (это ведь под наркозом!) операция, после которой женщина, совершенно излечившаяся от недомогания, может вернуться к кастрюлям? И вот новая фотография, через год после операции. Пожалуй, женщина набрала лишний вес. Пожалуй, глаза ее погасли, но разве этот томный взгляд не лучше того, затравленного? «Больная превратилась в достаточно ленивую, но милую женщину, хорошо приспособившуюся к жизни и ведению домашних дел», – гласит подпись под фотографией. Надо же, какое достижение! Она больше не хочет петь. Она больше ничего не хочет, даже выигрывать в бридж. Зато способна день ото дня выполнять одни и те же действия, разогревать полуфабрикаты, гладить рубашки, услаждать мужа в постели, листать журналы. Она больше не нарушит общественного спокойствия, и на лужайку будет выходить только в домашнем платьице. Она стала приемлемым членом общества… и достигла гармонии с собой, как уверяли Фримен и Уоттс.
Разумеется, не все операции проходили столь «удачно», это признавали даже чудодеи-хирурги. Некий пациент после операции начал впадать в детство: он потерял свое дело, растратил семейные сбережения и сделал жизнь домашних невыносимой. Он выгнал из дома своих сыновей, не обращал внимания на больную жену, ни одна секретарша не удерживалась у него дольше недели, деловые партнеры угрожали судебными исками, ну а он? О, его это совершенно не беспокоило! Он достиг гармонии с собой, он перестал беспокоиться о прошлом или будущем и почти каждый день предлагал другим обратиться к Фримену и Уоттсу на предмет операции.
Но Фримена и Уоттса это не смутило. Они вообще не знали сомнений, эти мясники в одеждах врачей. Ведь они были убеждены в своей правоте! А кроме того, получали за операцию кругленькую сумму. Операция же была простенькая. Журналы с удовольствием публиковали фотографии Фримена и Уоттса – у операционного стола, с несложными инструментами в руках. Они были похожи на Безумного Шляпника и Мартовского Кролика. Безумное чаепитие было в разгаре. К нынешнему дню дуэт провел четыреста с лишним операций по лоботомии. Уровень смертности при операции оставался таков, что у сообщества не было причин для беспокойства. Психохирурги совершенствовали технику и инструменты. Теперь пациент оставался в процессе операции в сознании – так было удобнее, можно наблюдать за реакцией больного в ту минуту, когда скальпель входил в его мозг, как нож в подтаявшее масло.