Последний бросок на запад
Шрифт:
— Давай зайдем и узнаем в деревне, где тут ближайшие хорватские позиции. А то картам верить нельзя. Линия фронта все время меняется, — просто предложил Емельянов.
— Вряд ли стоит это делать, — засомневался Чернышев.
— Почему?
— Во-первых, неизвестно все-таки, чья это деревня — хорватская, мусульманская или сербская.
— А во-вторых?
— А во-вторых, — продолжил Вадим, — если там есть люди, то они обязательно вооружены. И все они нам враги…
— Почему?
Чернышев принялся объяснять:
— Как
— Ну, так давай прибьемся, — начал было Дима, но тут же осекся: — А как мы докажем, что мы — не сербский дозор? Оружие у нас, — он тронул за ствол свой «Калашников», — сербское, одеты мы в форму четников… Мусульмане вряд ли поверят нам. Нет, это никак не подходит.
— Да. Этот момент мы не продумали.
— У нас нет никаких доказательств, — вздохнул Дмитрий.
— Надо бросить оружие.
— Ты что! Это очень опасно.
— Ты не понял, — принялся пояснять Вадим. — Мы бросим оружие в последний момент, когда наткнемся на линейную часть хорватов. И там надо сразу говорить с офицером. Тут, в этой деревне — если в ней, конечно же, кто-то живет, — могут быть только силы самообороны из местных крестьян. Не думаю, чтобы в этой деревне был кто-нибудь из кадровых военных.
Чернышев хитро прищурился, ожидая согласия товарища.
— Знаешь, наверное, ты прав, — сказал Дима. — Но все-таки куда теперь двигать? Нет, надо зайти в деревню и осторожно выяснить обстановку.
— Сходи один, — замялся и скривился Вадим. — Я тут подожду. Живот что-то опять…
«Ну, сука, и угораздило же меня идти с этим трусом, — с тоской подумал Емельянов. — И это уже в который раз…»
— Ладно, пойду я, — сказал Дима. — Оставайся тут и жди меня.
Деревня была пустынна и казалась совершенно необитаемой. Небольшой трактор с заржавленным культиватором стоял посредине улицы. Несколько грузовых «фордиков» с простреленными колесами и лобовыми стеклами, стоявших на обочине, свидетельствовали, что на них никто не ездил минимум несколько месяцев — колесные диски были заржавлены. Почти во всех домах деревни были выбиты стекла, а вместо них вставлена фанера. И при этом над деревней висела какая-то странная зловещая тишина — даже лая собак не было слышно.
Дима решил не углубляться в центр деревни, а проверить ближайший дом. Что-то подсказывало ему — в деревне кто-то остался.
Дверь скрипнула на несмазанных петлях — Дима, толкнув ее, вбежал в дом, выставив перед собой взятый на изготовку автомат.
Дом, в котором он оказался, был, похоже, обитаем — перед небольшой печкой была сложена аккуратная поленница дров, на столе — несколько чистых кастрюль. Дима прошел в следующую комнату — там пусто. Дверь, ведущая дальше, была заперта.
Он вернулся на кухню и из любопытства
«Можно было бы и пообедать, — у Емельянова засосало под ложечкой, — эта тушенка и паштеты так надоели!..»
Он положил автомат на стол, взглядом поискал вилку и хлеб.
И тут неожиданно заскрипела дверь, на которую он вначале и не обратил внимания. Дима поднял голову. Перед ним стоял мужчина в гражданском платье, высокий, широкоплечий; вид у вошедшего был не самый дружелюбный — это Емельянов определил с первого взгляда.
Трудно было сразу понять, кто же он — серб, хорват или босняк.
Дима потянулся к автомату, однако тут же решил, что надо действовать по-другому.
Он поклонился, напряженно улыбнулся и произнес:
— Здравствуйте…
Мужчина прищурился и сделал небольшой шаг в сторону непрошенного гостя.
— Здравствуйте, — повторил Дима.
Неожиданно хозяин подскочил к столу и схватил огромный нож для разделки мяса.
Емельянова этот жест не испугал. «Главное — не провоцировать его, не делать резких движений», — подумал наемник.
— Я друг, — сказал, улыбаясь, Емельянов.
Крестьянин молчал, словно не понимал по сербскохорватски. На его плохо выбритых скулах играли желваки.
— Я друг, — сказал Дима уже не очень уверенно.
Хозяин сузил глаза и, не выпуская ножа из рук, с сомнением переспросил:
— Друг?..
Неожиданно он взмахнул ножом и бросился на Диму. Тот едва успел отскочить — лезвие прошло в нескольких сантиметрах от его головы.
— Друг, — все еще улыбался и кивал Емельянов, стараясь показать, что он считает действия мужчины не более чем шуткой и что эта шутка им, Емельяновым, прекрасно понята.
Однако хозяина такое поведение Димы разъярило еще больше — на этот раз Дима наверняка корчился бы на полу с распоротым животом, если бы не бронежилет. Лезвие соскользнуло — и нападавший, потеряв равновесие, распростерся на полу.
Недолго думая, Емельянов ударил его ногой в голову — изо рта человека потекла струйка темно-красной крови и он, несколько раз дернувшись в конвульсиях, затих.
Все произошло столь внезапно, что Дима сам удивился. Он нагнулся к мужчине, взял его руку, пощупал пульс. Удар ботинка, видимо, пришелся в висок. Мужчина был мертв.
Конечно же, Диме приходилось убивать людей — на то и война. Но это был первый случай, когда он убил мирного жителя, даже не зная, кто он такой — хорват, серб, босняк…
Емельянов поднялся и, стараясь не оборачиваться в сторону трупа, взял автомат и вышел из дому, осторожно закрыв за собой дверь..
К Чернышеву он вернулся в очень дурном настроении.
— Ну, что?
Емельянов вздохнул.
— Я убил человека…
— Какого?
— Не знаю…
— И для этого ты туда ходил?