Последний человек на Земле

Джафар Муса

Чуть не пропускает открытую дверь, в пустой раме которой кто-то елозит по полу, извивается, стонет.

Он видит черные сапоги и чей-то мясистый, ритмично подпрыгивающий зад цвета хаки. Под ним голые в синяках ноги, худые бледные локти, растрепанные волосы.

Смех товарищей.

Пот струится по шее, острая игла проникает в промежность.

Минуту спустя он наваливается на это мягкое мычащее тело.

Да, да, так тебе, так!

Рвется материя.

Резкая боль в щеке, в которую вцепились зубы. Он вскрикивает от неожиданности.

Гогот над его головой.

Враг! Хитрый, коварный враг!

Он хватает это что-то извивающееся, царапающее, бросает с разворота в закрытое окно, что мгновенно взрывается осколками. Сила удара такая, что от старой рамы брызжут щепы. Окровавленное нечто вылетает в окно.

Это впервые. Новые ощущения. Новое приключение.

Вытирает лицо, бежит дальше, застегивая штаны.

Ночь зовет!

Встать до рассвета, ноги в шлепанцы, зеркало в холодной ванной. Глаза провалились еще глубже. Кожа словно высохла, истончилась. Ничего, умоется, пройдет.

Яичница с колбасой, розовой, в капельках жира.

Утро в пробках.

Морды за окном автомобиля. Мерзкие, унылые морды. Лошадиные, коровьи, овечьи. Зоопарк с травоядными. Жаль, это не во сне.

Гудение коллег по работе.

Блеяние, ржание, скулеж. Кулаки сжимаются в карманах брюк.

Пробки на пути домой, светофоры, красные огни, куда не кинь.

Моча в подъезде. Жена, ужин.

Сон.

Щенячий восторг. Ноги пружинят. Кажется, что может пробежать во всей амуниции километров пять, не меньше. Хочется петь во все горло. Товарищи тут же. Бьют по плечу, подбадривают. Фляга спирта, переданная из рук в руки, зажигает веселье. Зажигает на самом деле. В голову приходит отличная идея – очередной дом, полный врагов, обложен кострами. Быстрая вспышка сигнального пистолета, и вот уже ночи нет, а только дружный рев и бешеная гонка огня по этажам.

Вот потеха! Горящие чучела выпрыгивают из окон, разлетаясь прямо перед ними с тяжелым чавканием.

А потом можно или добить это что-то дрожащее, потерявшее форму, или посмотреть, сколько протянет.

Он просыпается нехотя, заранее ненавидя всех – эту вынужденную повинность, семью, работу, вечную вонь из давно не ремонтированного клозета, отвисшие обои, продавленный стул. Мерзкая жаба, в которую превратилась его жена, опутала, скрутила, отняла молодость, жизнь. Обманула его, затянула в свое болото.

Кулаки, смазанные колбасным жиром, наливались злостью на потрескавшейся клеенке стола.

Он им покажет, дай только повод.

Сосед в подъезде шуганулся, как от привидения.

Коллеги на работе старались обходить его стороной.

Твари, твари. Безмозглые, никчемные, пустоголовые.

Всех бы вас в расход.

Вечер завис толстой каплей на сером небе и упал в долгожданное озеро сна.

Новое задание. Надо окружить деревню, взять под контроль.

Деревенская еда и девушки.

Хорошая

выдалась ночь.

Вперед! Чего ждать?

В окошке теплится свет. Там кто-то есть.

Подкрадывается к двери, привычным движением срывает ее с петель.

В лицо бросается жар натопленного помещения.

За столом двое в военной форме.

Гром выстрела, что-то ударяет по глазам.

Мрак.

Тяжелый был сон, невмоготу вставать.

– Что стоишь над душой, – это он жене, – Если есть что сказать, говори, или проваливай. Не видишь, на работу опаздываю!

Она стояла там же, прилипнув к полу. Сердце в комок, глаза из орбит.

Она стояла и смотрела.

За столом сидел труп в темных гниющих пятнах и методично засовывал в черный провал глотки яичницу с колбасой.

Розовой, в капельках жира.

Одинокий велосипедист

Выше, ниже, выше, ниже.

Фонари уже погасли. Дорога появляется из ниоткуда и исчезает за спиной, отброшенная колесами велосипеда.

Свет не нужен. Он знает маршрут наизусть.

Вдох, выдох, вдох, выдох. Сонливость отпускает мышцы. Кровь делает один круг за другим. Вместе с колесами. Вместе с дорогой под ними. Быстрее, еще быстрее. Легкие исправно накачивают ее кислородом.

Сердце отбивает четыре такта.

Пленка росы подсыхает, улетучивается вслед за ночью. За морем уже проснулось и потянулось вверх солнце.

Крейсером надвигается голый утес. Это визитная карточка горы, на которую он поднимается.

Колеса едва касаются остывшего асфальта. Велосипед проносится серой тенью от одной мачты освещения к другой.

Выше, ниже, выше, ниже. Подъем уже начался, но он еще его не почувствовал. Инерция успеет забросить его выше, когда начнется реальный поединок с этой громадиной.

У горы две стороны, два лица. Одно – мертвое, обращенное к магистрали, откуда он появился. Ничего, кроме обломков скал красного и рыжего цвета. На этой стороне прячется ночь.

За другой стороной – море, отражающее раздувающееся солнце. На том склоне за отвесную стену цепляются редкие деревья и кустарник.

Дорога, прижатая колесами, проматывается по кругу лентой магнитофона. Между катушек того, что было и того, что будет. Большой круг, малый, ты сам – лишь части огромной машины. Колеса крутятся вокруг тебя и ты находишься внутри колеса. Ты – неотделимая часть этого движения, замкнутый в герметичном мире. Круги по серпантину. Притяжение к горе. Скорость притяжения и отталкивания. Идеальный баланс. Понятный маршрут. Предсказуемые ощущения. Маятник, всегда возвращающийся к исходной точке. Четыре такта. Никаких случайностей. Никаких происшествий.