Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый
Шрифт:
– Может, они потому здесь и лезут, что их здесь не ждут, считая умными?
– Может, и так. А они все равно дураками оказываются.
Воеводы как раз подъехали к широкому и высокому мосту через Волхов, выставленному на мощных рубленых «быках», часто ломаемых во время ледохода, и потому так же часто меняемых. Здесь, как и у всех городских ворот, были установлены башни [133] , значительно усиливающие оборону. Причём, установлены по обе стороны моста. Осмотрев башни снаружи, проехали дальше, обсуждая возможность атаки с той или иной позиции.
133
Оборонительные башни на каждом повороте стены и на самых опасных участках стен в русских
Славер внимательно осмотрел башни и подходы к ним. Долго не отъезжал, и стоял бы дольше, если б его не позвали. Пора было ехать. Но интерес воеводы варягов был замечен.
– И что бы ты посоветовал нашему врагу? – спросил Первонег, когда маленький отряд остановился у центральной улицы города, выводящей на торговую площадь. – Или, говоря честно, как бы ты сам нас атаковал?
– Я бы посоветовал вашему врагу собрать войска намного больше, чем у вас, потом узнать, по мере возможности, какими запасами располагает Славен, и планировать долговременную осаду вперёд на несколько лет… – с хмурой усмешкой ответил Славер. О том, что он тоже может оказаться в среде врагов, Славер предпочёл не говорить. И вовсе не по причине скромности.
Глубокие синие глаза Первонега блеснули короткой радостью. Он добился своего, и убедил воеводу варягов-русов в невозможности взятия города приступом. По крайней мере, Первонегу так показалось… Но показалось ему и другое… Если варяги всё ж на приступ решатся, они пойдут не там, где стены слабее, а там, где их ждут меньше – со стороны реки. Или просто попытаются проникнуть в город хитростью…
Уже после гостеприимного застолья в доме воеводы Первонега, прямо перед наступлением коротких зимних сумерек, отправляясь в путь по льду Ильмень-моря, Славер спросил не отстающего от него купца Смыка:
– Лавка у тебя в Славене велика ли?
– Да не мала… Словене у меня соль оптом перекупают, и дале везут уж, куда хотят… Сам-то я чумовые [134] обозы не отправляю… Хлопотно…
Славер, казалось, удовлетворился ответом.
– А людей у тебя там сколько работает?
– Четверо сейчас… Раньше пятеро было… Один, тому месяц как, помер, похоронить-то похоронил по обряду, но в лавке вот ещё не заменил…
– Заменим, – твёрдо сказал Славер. – Всех пятерых заменим…
134
Чумовые обозы – соляные обозы; купцы, которые возили соль, звались чумаками.
– Зачем пятерых-то?.. Одного надо.
Воевода не ответил на вопрос, но спросил снова:
– А много ль рушан лавки в Славене держат?
– Да десятка два наберётся…
– У всех работных людей заменим… И сделать это следует как можно быстрее…
Славер принял решение. Стены Славена произвели на воеводу хорошее впечатление. Взять такой город – честь для любого воя…
Глава шестнадцатая
Ставр вернулся вместе с Войномиром, хотя через дверь из коридора слышались шаги только одного человека. Но беззвучную походку волхва знали и Дражко, и Годослав, и потому не удивились.
Мнение волхва о князе варягов-русов подтвердилось даже выбором одежды, предоставленной гостю из небогатого гардероба князя-воеводы Дражко. Войномир выбрал одежду самую простую и удобную, и не забыл, поскольку ему было это разрешено, вооружиться. Сарацинская пластинчатая кольчуга из светлого металла пришлась Войномиру как раз впору. Дражко же из этой кольчуги, которую носил в юности, слегка вырос. А сбоку молодой князь прицепил меч, который по тяжести своей пришёлся бы больше по руке воеводе Веславу. Впрочем, при существовании разных систем владения мечом и нанесения ударов, тяжесть
– Я привык драться сразу двумя мечами, не используя щит, – сам объяснил молодой варяг.
– Вообще от щита отказался? – спросил Дражко.
– Нет. В копейном бою это было бы глупо. Только в мечном.
– У меня есть к тебе, племянник, несколько вопросов, – пресекая разговоры, не относящиеся к делу, Годослав жестом пригласил Войномира присесть на скамью.
Тот с готовностью сел, и не показал смущения перед дядей. Или, по крайней мере, продемонстрировал самоуважение.
– Я слушаю тебя, княже. Если смогу удовлетворить твоё любопытство, буду только рад. Хотя рассказчик из меня получится плохой, поскольку я больше занимался в своей короткой жизни воинскими утехами, чем развитием красноречия.
Скромность была вполне к лицу Войномиру, тем не менее, говорил он вполне грамотно и складно, как и полагалось говорить человеку его звания. Впрочем, Годослава это не удивило, поскольку славянские князья, в соответствии со славянской традицией, хотя бы начальным образованием и отличались от европейской знати, среди которой не каждый король умел читать и писать, не говоря уже про баронов, герцогов и графов.
– Ты, дорогой мой, рано остался сиротой, и с тех пор к нам доходили о тебе только короткие весточки. Как жил ты эти годы, чем занимался, кто тебя наставлял в жизни? Я сразу предупреждаю, что вопросы мои совсем не праздные, но цель их я выскажу тебе чуть позже…
Войномир коротко улыбнулся, должно быть, вспомнив кого-то с тёплым чувством.
– Я с пяти лет сижу в седле, княже, и с одиннадцати лет сплю, положив голову на седло. И все эти годы рядом со мной был мой наставник воевода отца и добрый вой Славер. Он был несколько суров, и не баловал меня, хотя наказывал охотно, но всегда справедливо. И как только Славер посчитал, что я обрёл достаточные душевные и физические силы, чтобы стать самостоятельным, он переселился из княжеского терема в свой небольшой дом, то есть, отступил на второй план, предоставив мне заниматься тем, чем я хочу заниматься.
– А других наставников у тебя, княже, не было? – поинтересовался волхв Ставр. – Меня, княже, интересует твоя грамотность. Неграмотность тоже не является пороком, и все мы знаем множество неграмотных герцогов, принцев и королей, но грамотность всё же относится к числу значимых человеческих добродетелей…
– Да, волхв, Славер, сам человек в грамоте не сильный, считал, что он себе может такое позволить, поскольку княжеского звания не носит и на него не претендует, а мне это от рождения непозволительно. И Славер приставил ко мне двух волхвов, преподававших мне языки и науки счёта, чтения и писания. Признаюсь, что здесь я не был самым прилежным учеником, хотя с трудом и осилил уроки. Но я разговариваю по-гречески, по-франкски и по-свейски и по-хозарски так, что понимают меня, и сам понимаю, когда греки, франки, хозары или свеи обращаются ко мне. Писать я не любитель, хотя умею, а читаю без труда и руны, и азбучное письмо [135] .
135
По мнению многих исследователей, у славян уже существовало буквенное трёхлинейное письмо. Три линии, на которых строились буквы-символы, соответствовали трём основным понятиям ведической веры – Нави, Яви и Прави, и, таким образом, имели глубокое сакральное значение. Впоследствии буквы трёхлинейного письма автоматически стали писаться без линий, хотя сохранили правильность своего начертания, и перешли почти без изменений в буквенную азбуку, которую христианская церковь, как изобретение, приписала св. Кириллу. Ошибочность последнего утверждения подтверждает даже «Житие св. Кирилла», где прямо говорится, что он позаимствовал азбуку у русича из Херсонеса.