Последний Герой. Том 1

Дамиров Рафаэль

— А ты откуда знаешь, что одна? — Кобра смотрела на него, не мигая. — Свечку держал?

— Да нет… — замялся Максим. — В отделе просто говорят.

— Говорят? — прищурилась майорша. — И что же они там говорят?

— Да так, ничего особенного, Оксана Геннадьевна…

— А ну быстро сказал!

— Э-э… говорят, что у вас… ни котёнка, ни щенёнка, — опустил глаза в пол инспектор.

Коробова поморщилась, покачала головой и проговорила:

— Запомни, Яровой, щенята — у сук… Ну-у, хотя да… Я такая…

—

Это значит, идем в кино? — воспрял было он.

— Это значит, сходи с мамой… Знаешь, был бы ты мужиком, Максик, может, я бы тебе и дала… шанс на свидание, — проговорила со скрытым вздохом майорша.

Пауза. И уже тише, себе под нос Коробова добавила:

— Эх… обмельчал мужик…

А Максим услышал ее последние слова. Он вообще всё слышал. Привык. Привык быть «мебелью». В ОВД его не замечали — и в этом была его сила. В отделе он давно стал чем-то вроде фонового звука: есть — и ладно. После выпуска из Академии (а по факту — всё та же школа милиции, только с вывеской поновее) его определили сюда — в штаб. В помощь к женщинам-статистам. Перебирать бумажки, подбивать планы, верстать отчеты, заполнять карточки учета.

А он с детства мечтал ловить настоящих преступников. Ради этого и поступал. Но когда пришёл на «землю», начальство решило, что лейтенанту Яровому лучше будет во внутренней службе, мол, для уголовного розыска — стержня не хватает, да и декретницу кем-то заменить всё равно надо.

А где ему взяться, этому стержню, если с детства воспитывали послушным? Мать — завуч в школе, вообще была категорически против органов. Отец… Отец промолчал. Он всегда молчал, особенно когда говорила мама.

— Ну ты чего залип, Яровой? — выдернула его из размышлений Кобра. — Иди помоги мне уже с этой китайской хренью. Она бесит меня сильнее, чем ты. А это уже, между прочим, достижение.

— Конечно, Оксана Геннадьевна, — Максим вскочил, поправляя вечно сползающий погон на левом плече. Он почему-то никогда не держался прямо, как будто даже погон отказывался воспринимать его всерьёз.

— Тут надо вот сюда нажать, — начал он с видом знатока, — а потом вот сюда. Вы просто не до конца вставили…

— Ага, вставлять ты, смотрю, умеешь, — устало хмыкнула Кобра. — Господи, откуда вас таких берут в полицию?

— Вообще-то, — надул губы Максим, — я дипломированный специалист. У меня, между прочим…

Договорить он не успел.

Чтобы произвести впечатление, полез демонстрировать манипуляции вслепую, не отводя взгляда от собеседницы. Как учили на лекциях по криминальной психологии: зрительный контакт с объектом, доминирующая подача, контроль внимания. Только вот руки-крюки полезли не туда — пальцы попали в узкий зазор между металлической колбой и пластиковым корпусом.

— Ай! — вскрикнул он, почувствовав ожог, когда машина заворчала.

Инстинктивно дёрнул руку, попал по вилке питания — и

тут всё случилось сразу.

Щелчок, разряд, вспышка — и короткая искра пробила корпус устройства. Ток дернул руку, отдал в спину. Казалось, даже звезды на погонах начали плавиться.

— А-а! — заорал лейтенант и отпрянул, но не удержал равновесие и грохнулся на пол, хорошенько, со стуком приложившись головой. Повалялся немного, вцепившись в живот, не дыша и боясь открыть глаза.

Лишь в голове пульсировала мысль: «Мама будет ругаться… Форму-то измарал…»

Над ним завис силуэт Кобры. Она смотрела сверху, как будто выбирала — скорую вызывать или добить, чтоб не мучился.

— Хо-оспади, Яровой! Тебя убила кофеварка?

— Всё… в порядке, Оксана Геннадьевна, — Максим открыл глаза, выдав натужную улыбку и с усилием приподнялся. — Живой, вроде бы…

— Дай лапу, — протянула руку майорша.

— Я сам, — отказался он от женской помощи и с показной бодростью поднялся на ноги.

Но голова шла кругом, а в глазах еще темнело. Поморщился, натянул улыбку: мол, пустяки. Пусть думает, что он из стали.

— Вот, видите? Ничего страшного. Я как тот… Термина… а-а!

Закончить он не успел.

Шагнул — и не заметил, как попал в липкую лужу от поврежденной машины.

— Осторожно! — выкрикнула Кобра.

Вжих!!!

Нога поехала, руки взлетели, и всё пошло как в замедленном кадре. Яровой попытался удержаться, но гравитация была против.

Как же так?.. — читалось в его лице. Я же только что выжил после удара током…

Бам!

Тело глухо шмякнулось об пол. Под линолеумом — беспощадный бетон. Затылок хрустнул, а в глазах только что-то вспыхнуло.

«Мама… Какая глупая смерть…» — мелькнуло напоследок.

Потом — тишина. И темнота.

* * *

Я очнулся и открыл глаза. Резкий свет полоснул по зрачкам.

Первая мысль: «Валет! Сука! Убью!»

Инстинктивно попытался вскочить — но не смог. Слабость накрыла такая, что и пошевелиться трудно. Тело не слушалось, будто меня изрешетили пулями. Да ведь и вправду изрешетили. Но теперь что-то странное — боль на ранение не похожа, только какая-то вата вместо мышц. Я повернул голову. Лежу на…

Кровать? На старом заводе? Откуда?

Проморгался. Рука сама собой потянулась к плечу. Потом к животу. Там, где должны быть дырки от пуль Валета. Где должны зиять раны, боль, кровь…

Пусто. Гладко. Ни бинтов, ни швов, ни пластырей. Нащупал ткань странной одёжки. По виду, вроде, больничная пижама, но не застиранная и не штопаная.

Что за бадяга творится?.. Где это я?

Я медленно выдохнул, потом втянул воздух носом.

Пахнуло йодом, хлоркой, примесью чего-то аптечного — похожего на раствор витаминов. Характерный привкус, как в процедурке перед уколом.