Последний год
Шрифт:
Александр Иванович Тургенев хорошо помнил вчерашний разговор с Натальей Николаевной, в котором она участвовала «от всего сердца». Горячо за нее вступился: что бы она ни сделала, как бы ни поступила – обязательно перетолкуют в дурную сторону.
Никто спорить с Тургеневым не стал. Разговор перекинулся на «Онегина». Новое, миниатюрное издание романа только что появилось в книжной лавке Глазунова.
Конечно, «Онегин» не мог стать новостью в 1837 году. Но книгу покупают нарасхват. Так покупали в свое время «Руслана и Людмилу». Шутка ли – на поэму Пушкина появилось тогда двенадцать критических статей. Кажется,
В несколько дней разошелся в свое время и «Борис Годунов».
Кто же шел теперь в книжную лавку Глазунова, чтобы сызнова встретиться или свести первое знакомство с Онегиным или Татьяной Лариной? Может быть, это были те неведомые люди, которые всюду, где появлялся Пушкин, окружали поэта восхищенной толпой.
В былые годы студенты окружали Пушкина подле одной из аудиторий Московского университета, когда поэт повел горячий спор с профессором-скептиком, отрицавшим подлинность древней русской поэмы «Слово о полку Игореве».
Они, молодые друзья и единомышленники, не спускали глаз с Пушкина, когда он приехал в Петербургский университет на лекцию адъюнкт-профессора истории Гоголя-Яновского. Не все студенты знали в то время, что именно этот смущающийся на кафедре адъюнкт-профессор выпустил знаменитую книгу «Вечера на хуторе близ Диканьки». Пушкина еще издали узнавал каждый.
Совсем недавно Пушкин опять побывал в Петербургском университете на лекции своего приятеля, профессора словесности Плетнева. Александр Сергеевич, стараясь не обратить на себя внимания, занял место в аудитории на задней скамье. Тщетно! К этой скамье сейчас же обратились все взоры. Когда же профессор Плетнев, говоря о будущем русской литературы, упомянул имя Пушкина, возбуждение стало всеобщим. Александр Сергеевич счел за благо удалиться из аудитории вовремя – иначе сотряслись бы, пожалуй, от приветствий старые своды университета.
Вслед Пушкину неслись приветствия прохожих на улицах, и после такой встречи полнились счастьем глаза неведомых людей. Выражая любовь свою к Пушкину, они не спрашивали разрешения начальства. Это было совсем необычно в империи Николая Павловича. Это было и опасно: ни гласная, ни тайная полиция, ни соглядатаи-добровольцы не могли бы счесть пламенных приверженцев поэта.
Кто же, как не они, эти неведомые почитатели, шли в книжную лавку Глазунова, чтобы добыть «Онегина»?
Слухами о каких-то тревожных происшествиях в семействе Пушкина давно жил Петербург. Эти слухи просачивались от ближних и дальних знакомцев Пушкина, от журнальной братии, они, можно сказать, носились в воздухе. В этих слухах многое было непонятно; правду было невозможно отличить от вымысла, вольного, невольного или просто досужего. Но одно было ясно самым непосвященным: кто-то угрожал благополучию и даже жизни поэта. Разве чуть-чуть не дошло дело до кровавой дуэли?
И вот он, томик «Онегина», в твоих руках!
А зловещие слухи о бедах, угрожающих поэту, носятся в воздухе.
Глава седьмая
В Петербурге кое-как ютилась у родственников Анна Николаевна Вульф. Жить бы ей в родном Тригорском, под крылом попечительной матери, Прасковьи Александровны Осиповой, но давно разладились отношения
Было время, околдовал ее одинокое сердце михайловский узник Пушкин. Давно похоронила свои девичьи надежды Аннет, а единственное, на всю жизнь ниспосланное ей богом, чувство никуда не уходит…
Уже пришли к Анне Николаевне те годы, когда девиц, неустроившихся в замужестве, начинают сочувственно звать христовыми невестами. Вместо былого румянца желтизна проступает на осунувшемся лице, и желчью полнятся мысли. Незабываемое прошлое снедает душу.
Да полно, были ли когда-то в Тригорском короткие дни счастья Аннет Вульф, такие короткие и мучительные, что впору ей спросить у себя: не приснился ли ей мимолетный сон?
Вниманием Пушкина быстро завладела младшая сестра Аннет – Зизи, всеобщая счастливая любимица. В «Онегине» появились посвященные ей строки:
…Зизи, кристал души моей,Предмет стихов моих невинных,Любви приманчивый фиял,Ты, от кого я пьян бывал!Анна Николаевна слушала эти строки, пытаясь улыбаться!..
Потом Пушкин вырвался из Михайловского заточения. Потом женился. Зизи тоже вышла замуж, стала Евпраксией Николаевной, баронессой Вревской, и поселилась с мужем в недальнем от Тригорского Голубове.
В жизни Аннет, кроме встречи с Пушкиным, так и не было ничего.
Глубоко спрятав тайну уязвленного сердца, она жила в отдалении от поэта и ловила каждую весть о нем. Это она писала Наталье Николаевне после замужества Зизи:
«Как вздумалось вам ревновать мою сестру, дорогой друг мой? Если бы ваш муж и действительно любил сестру, как вам угодно непременно думать, настоящая минута не смывает ли все прошлое, которое теперь становится тенью, вызываемой одним воображением, и оставляет после себя менее следов, чем сон. Но вы – вы владеете действительностью и все будущее перед вами…»
Как гордилась тогда своим великодушием Аннет! Она, отвергнутая поэтом, вступилась за него и за Зизи. Но о себе никогда не произнесет ни слова.
В Тригорском после отъезда Пушкина все было полно для нее воспоминаний. К ним прибавились недоразумения с матерью. Прасковья Александровна, должно быть, не могла понять душевного состояния дочери. Аннет становилось так страшно, когда осенние дожди оплакивали вместе с ней ее судьбу, оплакивали долго, непрерывно, днем и ночью. Зимой, когда метель наметала высокие сугробы за окном, казалось, что ветер поет ей надгробную песнь. Приходила весна… Но лучше бы и никогда ее не было! Каждая вечерняя заря, каждое деревцо, зазеленевшее в парке, – все напоминало о невозвратном.
Анна Николаевна собралась погостить к родственникам в Петербург. Пребывание в столице затянулось. Мать и вовсе не звала ее домой. Аннет мирилась со всем. Она могла хоть издали жить жизнью Пушкиных. О них писала она в Тригорское и Голубово:
«Я меньше слышу о Пушкине, чем в Тригорском. О жене его говорят гораздо больше, чем о нем. Время от времени кто-нибудь кричит о ее красоте…» И тут же о пушкинском журнале: «Как вы нашли «Современник»? – так мало можно читать Пушкина, что это издевка».