Последний камикадзе
Шрифт:
Наконец наступило время, когда представилась возможность дать измученным морякам авианосного соединения отдых и заодно подремонтировать изношенные механизмы кораблей. Следуя приказу адмирала Ямамото, авианосцы шли к берегам метрополии.
Чем ближе становилась Япония, тем большее нетерпение охватывало моряков, оторванных от родных с начала войны. Даже самые фанатичные самураи заговорили не о полетах и битвах, а о женах и гейшах из чайпых домиков.
Ясудзиро считал дни и минуты, оставшиеся до встречи с родителями и Тиэко, приехавшими специально для этого в Иокогаму. Авианосное соединение шло на двадцатиузловой скорости, не заходя ни в какие порты. И все равно Ясудзиро хотелось пришпорить
В водах Южно-Китайского моря произошло непредвиденное событие, задержавшее авианосцы на добрых два часа. Дозорный эсминец, высланный вперед ударного соединения, натолкнулся на разграбленную шхуну «Асахи-Мару», Экипаж ее был зверски растерзан. Причем преступление совершилось буквально за четверть часа до подхода эсминца. Мачты пиратского судна, ищущего спасения в бегстве, еще не успели скрыться за горизонтом. Командир эсминца радировал о случившемся вице-адмиралу Нагумо.
Ответ адмирала был лаконичен: «Приказываю задержать преступников!» (Попутно с решением боевых задач кораблям ВМС вменялась в обязанность охрана судоходства на морских коммуникациях, контролируемых Японией.) Пиратскому судну, обладавшему хорошей скоростью, не удалось скрыться в извилистых проливах и бухтах Филиппинского архипелага. Слишком серьезным противником оказался эсминец. Он мчался весь в пене белых бурунов, развив тридцатипятиузловую скорость. Экипаж пиратской шхуны со страхом следил за его приближением. Эсминец, казалось, рос, увеличиваясь на глазах. Вот уже четко просматриваются жерла орудий, направленных на шхуну. Предупредительный выстрел из носовой башни эсминца не остановил бандитов из шайки гонконгского пирата Вонг Кунг Кита. Они знали, какая расплата их ожидает, если они попадут в руки японцев. Бандиты, лихо расправлявшиеся с беззащитными джонками на реке Янцзы и в прибрежных водах, на этот раз сами превратились в преследуемую дичь.
Эсминец, подойдя вплотную, сбавил скорость и прошил пулеметными очередями палубные надстройки. Зацепившись за борт пиратского судна баграми, на его палубу высадилась абордажная группа вооруженных матросов. Через несколько минут все было кончено. Из двадцати восьми человек команды живыми захватили семнадцать человек. Эсминец взял безымянное судно на буксир и направился навстречу авианосцам.
«Акаги» и «Кага» застопорили ход. Эсминец прибуксировал пиратское судно и остановился между ними.
Адмирал Нагумо решил развлечь личный состав авианосцев суровым зрелищем казни. Он считал, что публичная, казнь морских бандитов будет хорошим воспитательным приемом для закалки твердости духа его подчиненных.
Почти четыре тысячи человек из экипажей «Акаги» и «Кага», большинство из которых почти все свое время проводили на боевых постах в недрах кораблей, высыпали на летные палубы, облепив леерные заграждения. У офицеров в руках были цейсовские бинокли. Адмирал Нагумо, удобно разместившись в кресле на мостике «Акаги», взмахнул носовым платком.
Все взоры были прикованы к кучке людей, которые в наручниках стояли на палубе пиратского судна. Многие из них, наспех забинтованные окровавленными тряпками, едва держались на ногах.
Четыре любителя фехтования из экипажа эсминца, захватившего пиратскую шхуну, вызвались добровольцами для приведения в исполнение смертного приговора,
Они но одному выводили из строя покорных, окоченевших от предсмертного ужаса пиратов и обезглавливали их ударом сабли.
Через десять минут казнь закончилась. Конвоиры и добровольцы покинули шхуну. На окровавленной палубе грудой лежало семнадцать обезглавленных тел. Когда «Акаги» двинулся дальше, бандитское судно, расстрелянное эсминцами, наполовину погрузилось в море.
Ясудзиро успел повидать
— Кэндзи-сан, вы хороший фехтовальщик. Но скажите, смогли бы вы рубить головы людям, пусть даже таким негодяям, как эти пираты, так же ловко, как это сделали парни с эсминца?
— А почему бы нет? — вопросом на вопрос ответил Кэндзи Такаси. В его расширившихся зрачках горели хищные огоньки. Ноздри расплющенного носа подрагивали. И весь он был наэлектризованным и взвинченным. Таким Ясудзиро видел его впервые.
И впервые его друг стал ему неприятен.
Глава четырнадцатая
В середине апреля 1942 года авианосное соединение адмирала Нагумо прибыло в воды метрополии.
Страна восходящего солнца чествовала своих воинов. Они вернулись на родину увенчанные славой, грозные и непобедимые. Это благодаря им стало возможно завоевание империей огромных территорий в Южном полушарии. Это они вселили ужас в своих противников безжалостными авиационными ударами. А их командующему адмиралу Нагумо Тюити в Японии создали такую славу, перед которой бледнели лавры «потрясителя вселенной» — Чингисхана.
Вот в этот кульминационный период могущества Японии, когда войска союзников были отброшены от нее на многие тысячи миль, когда казалось, что метрополия неуязвима и находится в полной безопасности, на Токио и Иокогаму 18 апреля 1942 года посыпались американские бомбы.
Налет американских бомбардировщиков носил скорее демонстративный характер и нанес не столько материальный, сколько моральный ущерб. Многим японцам пришлось впервые увидеть лик войны во всей его неприглядности. И некоторые поняли, что война совсем не похожа на победное шествие, каким ее изображала официальная пресса.
Ясудзиро прибыл в Токио накануне американского налета. Он своими ушами слышал выступление по столичному радио популярной дикторши Йоко Окамото, которая долго распространялась о неприступности японского неба для авиации противника.
Ей охотно верили миллионы японцев. Это ведь очень приятно — бить других, оставаясь самим неуязвимыми.
Но на следующий день раздался грохот бомб, посыпавшихся с заоблачных высот.
Неизвестно откуда прилетевшие самолеты принесли первые сомнения в душу Ясудзиро: «Можно ли верить японской пропаганде после всего услышанного? Не лжет ли она и в других, более серьезных заявлениях?»
Сомнения и разочарование закрались в сознание не одного Ясудзиро Хаттори. На свое недоумение, высказанное по поводу американской бомбардировки и предшествующего ей заявления японского радио, старший лейтенант услышал от Моримото следующее:
— Ясудзиро-сан, ты же умный человек. С каких это пор женщина стала оракулом японской нации? И что может понимать эта радиогейша, ни разу не побывавшая за облаками, не знающая возможностей авиации? Мы недавно летали на Гавайи. Так почему же американцы не могут налететь на Токио? Ты, Тора, привык видеть пожары в чужих городах и портах. Причем мы сами работали факельщиками на этих пожарах. А теперь увидели, как горят жилые кварталы японской столицы, посмотрели на жертв бомбардировки, на убитых японских жителей, непричастных к войне. И нас это поразило, заставило задуматься. Боюсь, что это только начало и мы скоро привыкнем к таким зрелищам… — Моримото замолчал на полуслове, словно что-то вспомнив. — Одну минуту. — С легкостью, необычайной для его грузноватой фигуры, он поднялся на ноги и исчез за ширмой.