Последний ключ
Шрифт:
– Где они сейчас?
Долгое молчание.
– Не могу знать, благородная госпожа. Вероятно, в Субейе.
– Говорят, ренейды опасаются забираться в Субейю, это правда?
– Да.
– А вы? Давно там были? Ведь там обычно базируется Соколиный отряд? В долине Гармаат, у Вдовьей заставы?
– Да, благородная госпожа.
Я медленно вскипала. Блистательные и в иные времена болтливостью не грешили, но такого явного и демонстративного пренебрежения своей особой я не встречала.
– Почему ты так со мной разговариваешь,
– в ушах ощутимо застучала кровь, гнев требовал выхода, - Что заставляет тебя безропотно исполнять приказы Элевдара Нор-Аднона, а не мои, динен? Я не могу поверить в то, что ты боишься магистра, иначе ты не Блистательный. Блистательные не боятся никого и ничего. Что не так со мной?
– Нет, госпожа, все в порядке, - ответил гвардеец, а голос вдруг отдал холодной сталью. Непреклонной сталью. Мои догадки оказались не просто догадками.
– Что обо мне наговорили?
– судорожно вздохнула я, чувствуя, как гнев неудержимо рвется наружу. Гнев на тех, кто решил опорочить мое имя, на тех, кто этим наветам верит, и на саму себя, не способную это изменить, - В чем моя вина, Блистательный? В том, что осталась жива? Или в том, что меня насильно увезли в Хемсок и там удерживали? В том, что меня собирались отдать в жены идиоту, продать как рабыню, а Лакит поделить за моей спиной? Моя вина, Блистательный, лишь в том, что я слишком долго медлила, прежде чем сбежать. Я слабая женщина, Блистательный, у меня нет такой силы и сноровки, как у тебя, я не умею ходить по горам и от седла быстро устаю, так что если хочешь меня винить, вини только в этом. Другой вины за собой я не вижу. Своим умом посуди, не чужим!
Еще раз судорожно вздохнула, подхватила поводья и послала лошадь в галоп. Не скажу, чтобы собственная речь порадовала. Она не убедила бы и меня саму. Только вот я никак не могла понять, в чем и кого нужно убеждать. Что-то воистину страшное случилось, если Блистательные, в которых честь и преданность Каскорам вросла в кровь, кости и жилы, отвернулись от законной наследницы Риардона.
Тирдал нагнал меня у выступающей вперед скалы, которую тропа полукругом огибала, а оттого становилась узкой и небезопасной. Гвардеец привычно перехватил поводья и придержал мою лошадь.
– Оставь меня, воин, - холодно отпрянула я, - Мало чести быть надсмотрщиком, а ты, я смотрю, этой работой не гнушаешься. Нет больше Блистательных, если они так низко пали. Я отрекаюсь от вас. Мой отец перед смертью лишил Дамьера чина тибаты, а ведь тот всего только ослушался своего господина в надежде спасти ему жизнь. Он был предан нам до последнего вздоха. А вы? Кому служите вы, предатели?
– Надорр забрал у Дамьера бляху? Он знал, что Камень собирается его предать?
– поспешные слова сорвались с губ гвардейца раньше, чем он успел себя остановить. На мгновение, пока его лицо не застыло привычной каменной маской, промелькнуло выражение чистого удивления и недоверия.
Я удрученно покачала головой и до боли прикусила губу, чтобы не застонать
– Предать? Создатель, неужели в этом мире все перевернулось с ног на голову? Неужели из смерти Дамьера тоже сделали сказки-небылицы? Он не заслужил этого, клянусь!
– я уже кричала, но даже не замечала этого, - Если кто и достоин светлой памяти, так это он. И Найру. И Астан, и Лавель, - перед глазами как воочию вставали картины той яростной, но слишком неравной схватки. И умирающий отец...
Да как посмел кто-либо марать их память?
Я рассказывала, а голос мой звенел яростью и слезами. Впервые рассказывала - о том, как сговорилась с Найру, как обманом мы заставили короля спуститься в подземелья, о том, как смиренно в ожидании скорого суда стоял на коленях Дамьер, который не склонил бы голову ни перед каким врагом. О словах прощения. О последней битве, о мече, не прошившем Надорра насквозь сразу же только потому, что прошел он через тело Камня. Да, глупо для опытного воина, да, неправильно. Но это было. ТАК было.
Вечная память! Спокойной дороги в Бездны Забвения!
Я слишком долго держала все в себе, слишком бережно хранила, слишком тщательно укрыла горем. Я рассказывала не для них, не для этих с острым любопытством и недоверием окруживших меня гвардейцев. Для себя. Услышать то, с чем не могла смириться. Услышать... и отпустить.
Подавленное молчание.
Тяжело вздыхаю.
– Дамьер знал, на что шел. Был готов лечь на плаху за то, что ослушался повелителя. Потому что был совершенно уверен в том, что его решение спасет жизнь господину. Пусть ненадолго, но так и было. А ты?
– Что я?
– резче обычного вскинулся Тирдал.
– Ты до сих пор уверен, что прав? Что это стоит твоей чести - против моей воли запереть в подземельях Храма Киртона в Накмате меня, кровь Каскоров, которую ты поклялся защищать даже ценой своей жизни?
Тирдал молчал, только глаза вдруг глянули острее, да пальцы чуть сильнее сжали поводья.
– Так что же заставляет тебя служить ему, а не мне, динен Тирдал?
– спросила я, заглядывая Блистательному в непроницаемое лицо.
– Магистр изловил самозванку, госпожа. А было еще две или три, - внезапно подался вперед темноволосый Ласкон. Гвардеец был еще очень молод, явно из тех, кто только недавно стал Блистательным, оттого и не научился пока жесткой выучке стариков. Юноша смотрел на меня горящими глазами, не замечая тяжелого, исподлобья, взгляда динена.
– Самозванок?
– нахмурилась я.
– Да, госпожа, самозванок, - отозвался Тирдал, пристально изучая мое лицо, - Говорят, они похожи на истинную дочь Каскоров, как две капли воды. Тот же рост, те же глаза, те же волосы. А еще говорят, что истинная дочь Каскоров погибла. Вместе с Надорром и предавшими его Блистательными.
Вот оно что. Если мне не верят Блистательные, поверит ли кто другой в то, что я выжила? Что я не чья-то искусная иллюзия?
– Они не предавали..., - зашипела я.