Последний коммунист
Шрифт:
Во взгляде секретаря-референта появилась вдруг растерянность, и причиной этой растерянности был тот самый конверт с журналом - ни взять его с собой, ни оставить в приемной Прибыловский почему-то не мог.
Волоча по полу бумажный мешок, уборщица уходила из приемной.
– Постойте!
– окликнул ее Прибыловский, подбежал и бросил в мусор обременительную корреспонденцию.
В следующее мгновение в глазах секретаря-референта загорелся тот ровный холодноватый свет деловитости и исполнительности, который горел всегда, когда
– Моя фамилия происходит не от глагола "прибыл", а от существительного "прибыль", - снисходительно и иронично напомнил он секретарше, открывая тяжелую дверь кабинета, на которой серебряными шурупами была прикреплена золотая пластина с изысканной гравировкой:
ПЕЧЕНКИН
ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ
2
В огромном, обставленном дорогой мебелью, но все же довольно безвкусном кабинете, за большим длинным столом заседал Совет директоров компании "Печенкин". Во главе, в глубоком кожаном кресле, сидел Владимир Иванович.
Члены Совета, числом, примерно, с дюжину, были сплошь мужчины - крупные, крепкие, средних лет, в однообразных черных двубортных костюмах, с яркими, но тоже однообразными галстуками и с однообразным же деловито сосредоточенным выражением лиц. Выделялись, пожалуй, двое: первый - могучий чеченец - он делал доклад, второй - курносый голубоглазый русак, у которого на макушке, среди непослушных пшеничных вихров неожиданно оказалась кипа - еврейский головной убор. Первого звали Лема, фамилия второго была Уралов.
Чеченец говорил без акцента, но время от времени повторял слова:
– Насчет хора... Насчет хора... Наследники белогвардейцев в принципе не против, но они не хотят стоять позади потомков казаков. Казаки тоже не против, но хотят обязательно стоять впереди потомков белогвардейцев. Губернатор не против казаков и даже не против белогвардейцев, но категорически возражает против "Боже, царя храни"... "Боже, царя храни".
– А его-то кто спрашивает?
– усмешливо проговорил Печенкин и глянул на стоящего за креслом неподвижного Прибыловского.
Чеченец улыбнулся и объяснил:
– Я его не спрашивал, он сам позвонил. Вы, говорит, что, за монархию? Я говорю: за конституционную... Еще он предлагает, чтобы красноармейцы в буденовках выступили.
Члены Совета директоров заулыбались, а Печенкин почему-то нахмурился.
– А что говорит церковь?
– спросил он.
– Церковь ничего не говорит... Ничего не говорит... Но один человек там сказал: "Кому это нужно?"
Владимир Иванович громко вздохнул и с хрустом расправил плечи.
– Кому это нужно...
– задумчиво повторил он, нерешительно улыбнулся и продолжил - тихо, словно разговаривая сам с собой: - Вчера на моем "мерсе" рулек отломали... Ну, знаете, на носу, кругленький такой, блестящий?
Члены Совета директоров закивали головами, понимая, о чем идет речь.
– Отломали рулек...
–
– Стоим мы с Нилычем, смотрим и думаем: "Кому это нужно?" В самом деле, кому? Раньше, помните, если у кого машина была, дворники все друг у друга тырили. Ну, не было их, дефицит был, вот и тырили, а это... Кому это нужно? Я никогда не поверю, что человек, допустим, купил "мерс", а на рулек этот у него денег не хватило... Или у кого-то этот рулек обломали, а он у меня... Ну, как дворники... Не поверю, ни за что не поверю... Нилыч говорит: "Коллекционируют", но как их можно коллекционировать, если они совершенно одинаковые? Пацаны? Какие еще пацаны? Я говорю: "Нилыч..."
Печенкин сначала, казалось, шутил, а теперь, казалось, - нет.
– Ну, не могу я на таком "мерседесе" уже ездить, понимаете, не могу! Владимир Иванович даже руками взмахнул от возмущения.
– Кому это нужно?
– пафосно заканчивал он и закончил просто и деловито: Сегодня новый "шестисотый" пригнали.
Судя по глазам, члены Совета директоров одобряли такой выход из положения.
– Продолжай, Лема, - приказал Печенкин докладчику, а сам поднял голову, скосил глаза и обратился к Прибыловскому: - Ну, рассказывай, что ты там разведал...
Прибыловский наклонился и стал шептать в ухо шефа:
– Все началось в прошлом году. К ним в пансион тайно, по ночам, стала приходить русская проститутка, некто Оксана Тупицына. Молодые люди пользовались ее секс-услугами.
– А Илья?
– с живым интересом спросил Владимир Иванович.
– А то Галка волнуется на этот счет.
Прибыловский смущенно улыбнулся и пожал плечами.
– Ясно, - кивнул Печенкин.
– Продолжай.
– Кто-то выдал, ее забрали в полицию. За это Илья сильно избил араба, сына шейха Маффуди...
– Молоток Илюха!
– горячо одобрил поступок сына отец.
– Я тоже стукачей ненавижу.
– Оказалось, араб не выдавал...
– Ошибся, бывает, - понимающе кивнул Печенкин.
– Девушка повесилась в полицейском участке на колготках.
– Повесилась? Ага, что дальше было?
– Спустя некоторое время, - продолжил секретарь-референт, - у них была дискуссия на тему "За что я люблю свою страну?". Илья сказал, что ненавидит свою страну.
– Россию?
– удивился Печенкин.
– Россию. "Как можно любить страну, возвращение в которую страшнее смерти", - вот что он сказал.
Владимир Иванович усмехнулся:
– А почему они нам тогда об этом не сообщили?
– Видимо, не хотели выносить сор из избы...
– высказал предположение Прибыловский.
– Знаю я, какой сор... Деньги мои... Что еще?
– Выпускной реферат Ильи по экономике назывался "Развитие нового капитализма в России".
– Название интересное, - одобрил Печенкин.