Последний конвой. Часть 3
Шрифт:
Ответная очередь. Длиннющая! Патронов не жалеют. Видимо, запасов до хрена и больше. А теперь еще и нашими воспользуются. Сами привезли. На блюдечке с голубой каемочкой подали. Кушайте на здоровье, не обляпайтесь.
Зашипело пробитое колесо. Одна из выпушенных наемниками пуль отрикошетила от кабины и ушла в песок совсем рядом. В белый свет, как в копеечку. Пальцем в небо, в лужу пук…
Ну, подходите поближе, мне вас за колесом не видно ни черта!
Снова очередь. Зашипело второе колесо, громко зацокали пули по железу капота. Крики на арабском усилились.
Попал? Сомнительно… Но припугнул знатно.
Крики еще усилились. Скандалят. Жить хотят. Раньше надо было думать. А теперь только и остается — идти умирать во имя вашего главного дикаря. И непременно чтобы в набедренной повязке, с длиннющим пеналом на члене и черными перьями на голове.
На всякий случай выпустил еще пару пуль в этом направлении. Это уже так, для острастки. Шугануть, чтобы не расслаблялись. А между тем патроны нужно бы поберечь. Судя по всему, действие пьесы затягивается. Зрителям уже давно пора на антракт. Хлестать водяру в буфете, закусывая бутербродами с красной икрой.
Снова крики и вопли. Даже разобрал пару знакомых слов. Эх, говорила мама в детстве, учи сынок арабский язык. В жизни все пригодится. А ты — болван, «Букварь» скурил и в чекисты подался…
Сунулись сразу двое — молодые, зачуханные. Ну точно бараны на заклание. В этот раз «Калаш» дернулся самостоятельно, даже не пришлось принимать участие в судьбе наемников. Одному удалось уползти, второй остался лежать на месте. Ну что же, такова воля Аллаха. Теперь в Раю тебя ждут халва, щербет, рахат-лукум и симпатичные гурии.
Шум слегка сместился влево. Плохо дело! Крутиться как волчок — несолидно. Все-таки до подполковника дослужить успел. Это вам не в немецкие каски срать. Подполковники обычно сидят в хорошо обставленных кабинетах, на мягких уютных креслах и попивают дорогущий коньяк, а не ползают по песку в раскаленной пустыне под дождем из свинца.
Гейман закрыл глаза, слезящиеся от яркого солнечного света, собрался с духом и попробовал перевернуться на живот. Ничего не вышло, тело уже почти не слушалось. Ноги совсем одеревенели.
Ладно, черт с вами! Сами подойдете. Начальство прикажет для надежности мертвецу глотку перехватить, вот и подойдете.
Снова грохот автоматов. Сразу несколько штук. Три? Четыре? Эк я ловко раздербанил муравейник. Бегают, суетятся. И чего вам не жилось спокойно? Ну едут куда-то люди по своим делам. Ну и пускай едут. Вас же не трогают? Но нет. Вам захотелось большего…
Довернул ствол автомата и снова нажал на спусковой крючок.
Прыгайте, суки, прыгайте. Тут одно из двух: либо девственницы в Раю, либо скакать вам ребята по песку, аки танцоры диско. Можете даже коронный танец Майкла Джексона исполнить — «Лунная походка» называется. Только вам это все равно не поможет. Родион скоро вернется, отомстит…
— Левушка, сыночек, ну как же так?
— Успокойся, мам.
—
— Сейчас такое время, мама. Не до концертов Рахманинова.
— У нас все забрали! — Сара Марковна не скрывала слез, — Особняк, машину, вещи. Арестовали счета…
— Мама, сейчас очень многим тяжело приходится. Привыкли к сытой жизни, а случилась планетарная катастрофа. Теперь не до жиру. Крыша над головой у вас есть, паек выделяется. Ну а принудработы обязательны для всех.
— Исаак Матвеевич эти деньги честно заработал. Своим умом, талантом и трудолюбием. Каждую копеечку… к копеечке…
— Мама, ну ты пойми, я ничем не могу помочь.
— Но им и этого показалось мало, — продолжала Сара, словно и не слышала никаких возражений, — и теперь они забрали у нас сына.
— Мама, никто меня не «забирал» и не принуждал. Я сам пошел в «безопасность». Время такое. Я не мог поступить иначе.
— Да какое время, сынок? Хаос. Разбой и анархия. Бардак, бедлам, форменный Содом и… как ее… Гоморра. Даже при коммунистах не было такого беспредела. Вакханалия насилия и безнаказанности.
— Вот поэтому я и стал чекистом. Чтобы навести порядок в стране.
— А из тебя со временем мог получиться хороший пианист. Ты же закончил консерваторию.
— Да ну, — отмахнулся Гейман, — ненавижу музыку. И всегда ненавидел.
— Но тебя же могут убить!
— Я никому этого не позволю, — усмехнулся Гейман и показал «Стечкин», — как видишь, я тоже вооружен.
— О Боже! — картинно всплеснула руками Сара Марковна, — тебя заставляют стрелять в людей! Ты уже кого-нибудь убил?
— Это неважно!
— Что значит неважно? — истерично взвизгнула мать, — брось эту железяку сейчас же. Пойдем в синагогу. У меня есть знакомый раввин, он поможет. Отмолит. Еще не поздно, сынок. Господь милостив. Если ты еще никого не убил… Ты ведь никого не убил? Правда?
— Нет, мама, не убил. Успокойся. Никуда я не пойду. Я не верю в вашего Бога.
— А тебе и не нужно верить! Делай, как мама говорит, и все образуется само собой.
— Нет, мама, — Лев Исаакович грубо отстранил материнскую руку, — само собой уже ничего не образуется. В стране действительно бардак. С востока идут полчища кочевников. На севере — мутанты… Третья попытка военного переворота за месяц. Жестокая и бессмысленная бойня. И главное — с какой целью? Ну сядет в кресло новый «царек» или самоназванный «президент». Что это изменит? Ничего! Что он может предложить народу? Какую программу действий? Ни у одного из «вождей» ее нет и не будет. Даже для краткосрочной перспективы. Вообще ничего. Кроме желания напоследок пожить нахаляву за чужой счет. Так что Магистрат — еще не самое худшее из зол. Эксимиализм — очень жестокий общественный строй, но в критических ситуациях иначе нельзя. Иначе не выжить.